— Мне, видите ли, любезный, товарищ должен («соврешь поневоле») несколько тысяч и до сих пор не возвращает. Я ему пишу, что мне самому крайне… то есть не крайне, но, во всяком случае, нужны деньги… то есть теперь нужны (весной я бы его и не стал беспокоить, — у меня будет до пятнадцати тысяч), а он гырт, что сейчас не может.
— Не может? А-а, как же так можно! Нехорошо, не но товарищески… («Как будто слушает, верит и сочувствует»).
— Ну да, конечно… Так что вот я по пути… завернул к вам… не знаете ли, где достать?
Обухов делает вид, что задумывается.
— Достать? Достать, миленький, трудно… По нынешним временам…
— Ну, полно, полно, Вукол Матвеевич («поневоле, знаете, приходится допускать фамильярности»).
Обухов вздыхает.
— Ничего не поделаешь, миленький.
— Да вы… может быть, сами дали бы… Мне ведь, собственно, не нужны… но, во всяком случае… (чтобы скрыть неловкость, приходится блуждать глазами по потолку, затягиваться папироской и качать ногой).
— Я? — изумляется Обухов. — Какие же у меня деньги?
— Да ну, полоно, полно. Ведь можно?
— Нет, — отвечает с глубоким вздохом Обухов, — нельзя… нельзя, миленький.
— Нельзя на небо влезть, — говорит ваша умная купеческая пословица.
— На небо-то на небо, а денег-то достать трудно… Ох, как трудно по нынешним временам…
— Будто бы трудно?
— Трудно, миленький!..
В конце концов «скотина» дает, но ведь «это мучение»!..
…Таким образом, de facto Коротаев был очень мелкопоместный, но по типу вовсе не принадлежал к такому разряду помещиков…
Поэтому и к Капитону Николаевичу он попал случайно. Он помнил, что этот Шахов звал его, усиленно звал на Знаменье, и, проснувшись в этот день, невольно вспомнил его. «Проветриться, что ли? — подумал Коротаев, сидя у себя в кабинете. — Кстати, куплю у него партию картофеля — он, вероятно, в долг даст».
Результатом таких размышлений был крик:
— Иван!
Вошел лакей Иван.
— Позовите кучера Василья.
Явился Василий и стал у двери. Барин покачивался в качалке.
— Сегодня я выезжаю, Василий.
— Слушаю-с.
— Ты со мной поедешь.
— Слушаю-с.
Барин улыбнулся.
— Что это у тебя, Василий, за солдатская привычка: «сллушаю-с», — сказал он ласково, как многие из помещиков говорят с кучерами.
Василий растянул рот до ушей в подлую улыбку.
— Каких же запрягать прикажете, Алексей Михалыч?
— Запрягать-то? Я думаю, Василий, — Малиновского в корень… ну… Красавчика на правую пристяжку…
— На правую его не годится, Алексей Михалыч.
— Не годится?
Барин в раздумье поднял брови.
