Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает | страница 58

– сестра тоже повсюду и при любой возможности использует свои связи. Сама рассказывала мне, что роль в картине, ту самую, за которую Сталин дал ей третью премию, она получила путем сложной интриги. Через Раечку сестра достала Любови Орловой старинный чайный сервиз по недорогой цене (Говорит, что доплатила свои деньги, поскольку Раечка вечно пребывает в своем амплуа). Орлова упросила своего мужа составить протекцию сестре у режиссера Файнциммера. Тот хоть и не очень охотно (взаимные ревность и неприязнь между режиссерами еще сильнее, чем между актерами), но согласился, и сестра получила вожделенную роль. Это то, что было рассказано мне tête à tête[50]. Для публики, в том числе и для близких подруг, у сестры существует другая версия, о том, как она поддалась настойчивым уговорам бездарного режиссера и снялась в его картине, поставленной по никуда не годному сценарию. Благодаря участию сестры картина была «замечена и отмечена». («Я вытянула эту жалкую поделку!» – сколько пафоса!)

Скука такая, что и написать нечего. Даже к воспоминаниям не располагает. «Сонное царство», – говорит сестра. Ей здесь тоже надоело, но пребывание в санатории явно пошло ей на пользу. В воскресенье после обеда мы уезжаем. Сегодня сестра давала по телефону инструкции Нюре. Говорила громко, так, что было слышно на весь санаторий: «Нюра, ты, конечно, дура, но голова у тебя соображает лучше, чем у министра!» Я так и не поняла, что это – порицание или комплимент?

Еще один человек полетел в космос. «Скоро туда будут ходить воздушные трамваи», – говорит сестра.

Nicolas советует подарить сестре что-нибудь из украшений. Бедный наивный Nicolas! Он составил себе превратное впечатление о моих возможностях. Nicolas ведет себя безупречно, никогда не позволяя мне вытаскивать кошелек, но явно считает меня богачкой. О, где мое богатство! В санатории, чтобы хоть немного развлечься, мы принялись прикидывать, каким могло бы быть состояние нашего отца в пересчете на нынешние деньги. За основу взяли курс английского фунта, который регулярно печатается в газетах, и начали подсчеты. Подсчеты были весьма приблизительными и крайне неточными, поскольку обе мы не были в курсе всех дел отца, особенно заграничных, и смутно помнили курс рубля к фунту последнего мирного года. Вроде бы был он один к десяти, то есть за фунт платили десять рублей. Усевшись на одной из дальних парковых скамеек (дело требовало уединения), мы начали умножать и складывать. Округляли в меньшую сторону, отбрасывали то, в чем не были уверены, явно учли не все, не подсчитали, насколько мог вырасти капитал за пятьдесят без малого лет, но все равно получили умопомрачительную сумму в 170 миллионов «новыми» деньгами. С учетом того, что местные курсы не отражают истинного положения дел (существует подпольный валютный рынок, на котором фунты, франки, марки и доллары стоят втрое дороже), умножили 170 на три, отбросили 10 миллионов (как же легко швыряться деньгами, существующими только в воображении), разделили оставшиеся 500 на троих (1 часть – Яше), вернули отброшенные было 10, чтобы итог получился ровным, и получили по 170 миллионов, но уже на каждого из нас. Потом долго смеялись над тем, что напрасно утруждались последними подсчетами, ведь если капитал умножается на три и нас трое, то итог ясен и без подсчетов. Сначала было забавно, даже весело, а потом стало очень грустно.