Вздрогнувший было визирь мгновенно взял себя в руки… «Смотри-ка, не растерял хватку, — с неудовольствием про себя отметил аль Захари, тут же натягивая маску явно оскорбленного достоинства. — Не все еще пропил и прожрал… Вспомнил… Кто же ему успел накапать? Явно, из своих кто-то… Кто же эта, скотина? Из придворных или военных?».
— О, Великий, мои люди денно и нощно, не покладая рук, выискивают врагов империи, — искусство притворства, десятилетиями отточенное визирем в придворной борьбе, в эти мгновения проявило себя с самой лучшей стороны; вскинутые руки, чуть ли не ужас на лице, побледневшее лицо и т. д. — И не их вина, что некоторые из твоих слуг чересчур нерешительны в борьбе с врагами Великого Шамора!
Визирь мог чуть ли не часами крутить эту пластинку, убеждая всех присутствующих в своей невиновности, однако… Махмур с гримасой на лице махнул на него рукой.
— Хватит, хватит… Лучше скажи мне, а что там с коротышками? — аль Закари с облегчением выдохнул, едва султан перевел разговор на другую тему. — Почему это мы получаем от них крохи черного железа?
— Скоро все измениться, Великий! — широкая улыбка появилась на лице визиря. — …
И уже к полудню Талак аль Захари вышел из покоев султана с посланием, где командующему Сульдэ предписывалось закончить покорение Ольстера в кратчайшие сроки и имеющимися силами. Визирь нанес своему давнему врагу еще один коварный и предательский удар…
Отступление 17
Королевство Ольстер Широченский лес. Около 14 лиг к югу от столицы. Место сбора остатков тяжелой кавалерии короля Роланда
Солнце медленно, словно нехотя, поднималось над кронами деревьев, падая на промерзшую землю длинными тенями. Тихо. Ни единого звука не раздается в лесу. Прятались звери и птицы…
— Фр-р-р-р… Тр-р…, — вдруг начали звучать инородные звуки, становясь все громче и громче. — Фр-р-р-р-р… Еще немного… Почти на месте…
По стылой земле старой дороги застучали копыта сотен коней, всхрапывающих от усталости. Тяжелые животные, самой природой не предназначенные для длительной скачки, еле держались на ногах.
— Фр-р-р-р… Давай, старина, потерпи еще немного, — бормотал один из рыцарей, наклонившись к гриве своего жеребца. — Еще пару сотен шагов, — тот же, словно понимая хозяина, отвечал ему жалобным ржанием. — Давай, давай.
По правую руку от него точно также плелся другой всадник, юношеская стать и изящные доспехи которого говорили о его молодости. Он уже давно снял глухой конический шлем с высоким плюмажем и с наслаждением подставлял вспотевшую голову под легкий морозный ветер.
