Я выбегаю наружу, захлопываю за собой дверь и делаю глубокий вдох. И еще один! Я с наслаждением пью воздух, но тут вокруг моего горла с неумолимой силой затягивается петля, я поскальзываюсь — и без чувств падаю навзничь.
— Стало быть, вы договорились? — спрашивает она меня сквозь туман, в который я погружен. Моя голова лежит у Марушки на коленях. Я открываю глаза. Мы в палатке. — Больно? У тебя была веревка на шее, я ее в шутку и дернула. Откуда мне было знать, что ты свалишься? Извини!
— Гололед, — говорю я с некоторым трудом. У меня в голове словно тюкают острые топорики.
Она сует мне в рот две таблетки, дает воды запить и сама тоже глотает.
— Мне от Алекса здорово влетело за то, что ты все время норовил сбежать. Вот я и поймала тебя за веревку, так сказать, для тренировки!
Осмотревшись вокруг, я сажусь.
— Значит, ты наконец-то поумнел и передашь нам все свои данные.
— Откуда ты знаешь?
После таблеток мне стало лучше. Как и раньше. Только вот на шее у меня останется синий след от петли…
— Иначе Алекс не выпустил бы тебя из музея. Я бы страшно горевала, если бы он тебя выпотрошил, веришь?
— Горевала? Серьезно?
— Ты же это проглотил, да?
Я киваю.
— Ну так испражняйся.
Могла бы не выражаться так вульгарно, думаю я. Если бы Алекс стал меня потрошить, он сделал бы мне укол. Только меня никто потрошить не будет. Я ложусь на спину. Тут так приятно! Печка пышет, капли дождя стучат в брезентовый тент.
— Эй! — окликает меня Марушка. Вставая, она слегка пинает меня. Нежно, деликатно.
Сейчас я рад, что снаружи моросит. Рад из-за дыма. Пройдет время, пока огонь из подземелья доберется до деревянных стен огневого блокгауза. Я, во всяком случае, надеюсь, что бункер горит. Химия, всякие легковоспламеняющиеся прибамбасы на каждом шагу… А может, огонь погас. И скоро сюда придет Алекс. Пора сваливать.
— Марушка, я… стесняюсь! Перед тобой не могу. Да и вообще не могу.
— Я тебя умоляю! Ты что, маленький, что ли?
— Марушка! Давай пройдемся, мне надо растрясти кишечник. Несколько минут, ладно?
— Гм, ну не знаю…
— Я окоченел, мне просто необходимо согреть живот. Ты же медсестра! Ты меня понимаешь?
— Могу дать тебе рвотное.
— Пожалуйста, только не это!
— Ну, если не рвотное, тогда слабительное. Из тебя сразу все выскочит!
Однако против прогулки она не возражает. Мы выходим, и я чуть ли не сам веду ее. Вверх по склону — к Хатыни, мертвой деревне. Пусть холм отделяет нас от музея. Если повалит дым, его будет видно не сразу. Я не знаю, что сделаю, если вдруг появится Алекс.
