— Кто-нибудь другой мог включиться в линию?
— Вряд ли: кабель подземный, — тихо ответил Сибирко. — Впрочем, очень свободно, если обнаружили. А может быть… у воронки…
— Может быть, немцы? — продолжил мысль его комендант. — Но хорошо говорят по-русски.
— Как чувствуют себя красноармейцы? — мягко прошипела трубка.
— Неплохо чувствуют, спасибо, — ответил комендант. — У меня тоже есть вопросы к вам.
— Пожалуйста.
— Назовите имя нашего командира батальона! Скажите, как назывался раньше город Молотов? Чем прославился у нас повар-орденоносец Егоркин, — вы, конечно, его знаете!
Трудно было в полумраке разглядеть — хмурится или улыбается комендант. Но чувствовалось, что он доволен своей хитростью.
— Приказываю прекратить этот глупый экзамен! — проворчала трубка.
— Не будете отвечать? — усмехнулся комендант. — Тогда еще один вопрос: когда вы изучили русский язык? Или, может быть, вы по национальности русский? Тогда скажите: когда вы стали окончательной сволочью — в восемнадцатом году или позднее?
Солдаты засмеялись.
— У вас хорошее настроение, — послышалось из трубки.
— Ничего, неплохое, — ответил Усов.
— Но завтра оно испортится. Жалко, что вас придется похоронить, не увидев. А то бы вам пришлось покачаться на первом дереве…
— Я знаю ваши способности, — сказал комендант.
— Предлагаем сдаться — за это обещаем жизнь. Выходите с белым флагом…
— У нас подлецов нет! Мне с фашистской сволочью разговаривать не о чем…
И комендант швырнул трубку за аппарат.
13
— Слушайте приказ!
Занималось морозное, подернутое синей дымкой тихое утро. Оно проникло в помещение ровными полосками света через наблюдательные щели и амбразуры.
Бойцы выстроились в две шеренги. Вот так же выстраивалось раньше отделение перед занятием, когда командир ставил задачу. Сержант Усов по-прежнему требовал порядка и дисциплины. Справа стоял ефрейтор Любов, громадный, широкоплечий. Его голова упиралась в потолок. Казалось, никакая сила, никакие лишения не сокрушат этого человека. Слева маленький Ершов резко обламывал линию ранжира. Взгляд сержанта задержался на Ершове. Как и прежде, командир привычно подумал: «Весь ранжир портит!»
— Слушайте приказ по гарнизону! — повторил комендант.
Приказ не был написан, не имел номера и не блистал литературными достоинствами. Короткий, суховатый, отрывистый, он соответствовал голосу коменданта.
«…Мы должны держаться… от нас зависит защита города… и на нас смотрит социалистическая родина. У нас еще достаточно боеприпасов. И я уверен — у нас достаточно и силы. Я благодарю вас, товарищи, за службу Советскому Союзу. Но впереди еще много трудностей. Нам придется многое еще испытать. Я надеюсь, и я уверен…»
