Рассветало. Свежий утренний ветер разогнал облака, и осеннее скупое солнце заглянуло в щель с восточной стороны. Серый дым низко стлался над полем.
5
В левом каземате у станкового пулемета сидели двое — Горяев и Альянцев. Альянцев прибыл в отделение вместе с двумя саперами. Это было несколько дней назад, когда пулеметчики во главе с Усовым заступили на боевую вахту в укреплении.
Вдалеке, справа и слева, были слышны частые хлопки выстрелов и треск пулеметных очередей. Иногда тяжело ухали орудия. Горяев поминутно привставал на колено и смотрел через щель на черную полосу лесной опушки.
— Почему они не атакуют? — спрашивал Альянцев тихо.
Горяев не отвечал. Он сам удивлялся тому, что после второй атаки немцы успокоились. Может быть, они что-нибудь замышляют? Он подозревал, что и Альянцев думает об этом и тревожится. Пожалуй, Альянцев даже боится. Он сидит, втянув голову в плечи, и о чем-то думает.
Известие об окружении вначале тяжело подействовало на Горяева. Сознание сдавили невидимые клещи, и он думал — все пропало. Но твердый голос сержанта Усова, спокойствие Любова, прежняя деловитость Анисимова — все это ободрило его. Горяев признался себе, что они смелее и мужественнее его. И, стыдясь перед этими людьми, он отгонял страх, старался говорить тверже и спокойнее, так же, как они.
— Они могут разрушить дот из орудий, — полувопросительно и в то же время полуутверждающе сказал Альянцев.
— Бросьте хныкать, — ответил Горяев.
— Почему наши не прорвутся к нам?
— Будет время — прорвутся.
— Они могут опоздать, — уныло проговорил Альянцев.
На этот раз Горяев искренне возмутился. Он понял, что Альянцев боится только за себя. Хотелось ответить этому человеку обидным словом, назвать его трусом, но Горяев сдержался и только сказал словами коменданта:
— Мы будем держаться!
Он вдруг поверил, что он может быть таким же, как Усов и Любов. Мы — это звучало сильно и придавало уверенность.
В каземат заглянул Сибирко и моментально исчез. Остались слова его песенки:
Тогда всему доту сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза.
— Поет, — с раздражением произнес Альянцев и еще больше съежился.
Горяев улыбнулся. Раньше веселость Сибирко ему тоже часто казалась неуместной. Но теперь он увидел, что связист всегда таков. Сибирко любил музыку. Он с первого раза улавливал мотивы, готов был часами просиживать у радиоприемника и слушать концерты со всего света. У него была особенность: он по-своему неожиданно переделывал тексты песен и арий. Сейчас Сибирко пел, а два часа назад сосредоточенно и сердито стрелял из своей винтовки.
