Под влиянием этой мысли он побежал вперед, тщательно оберегая обеими руками пламя свечи. Все его помыслы, вся его жизнь в этот момент сосредоточились в этом крошечном, трепещущем пламени, готовом вот-вот потухнуть.
И, наконец, это случилось.
В первый момент Ханьвэнь растерялся и отчаяние овладело им. Он хотел идти, но поминутно наталкивался то на одну, то на другую стену. На минуту он совсем потерял представление о верхе, низе, правой и левой стороне и почти без чувств упал на пол.
Холод мокрого песка скоро привел его в себя.
К счастью, он вспомнил, что в последнее время он придерживался левой стороны. И теперь он лежал около самой стены. Придерживаясь за нее левой рукой, он встал и пошел дальше.
Скульптурные украшения давно уже кончились, и стена была почти гладкая, мокрая, холодная. Ханьвэнь подумал, не лучше ли ему вернуться? Но тут же вспомнил о категорическом запрещении Фахая и продолжал ощупью идти вперед. Голова его кружилась, ноги одеревенели, руки были покрыты ссадинами. Надежда совсем покинула его.
И вдруг среди окружающей его тьмы Ханьвэнь увидел светлую точку. Сначала он приписал это своему расстроенному воображению.
Он закрыл несколько раз глаза — но точка не пропадала… Как безумный, бросился он вперед, задевал о стены, спотыкался, падал, поднимался и опять бежал.
Точка быстро увеличивалась и скоро превратилась в пятно неправильной формы, через которое проникал дневной свет. Еще минута — и Ханьвэнь, отстраняя руками ветви кустарников, выскочил из какого-то отверстия на свет Божий.
Яркое солнце залило его лучами и совершенно ослепило. Когда его глаза немного привыкли к блеску яркого дня, он открыл их — и бешеная, животная радость овладела им. Он сделал несколько прыжков по склону холма, на котором находился — и остановился в неописуемом изумлении: солнце, во всем своем блеске и великолепии, медленно поднималось из-за пологих восточных холмов, поразительно знакомых по своей форме; а прямо перед ним расстилались хрустальные воды прелестнейшего в мире Западного Озера… Да, он очутился в Хан-чжоу, в «Небесном» городе!
В несколько прыжков Ханьвэнь достиг подошвы холма и бросился бежать вокруг «Одинокой Горы» по пустынной в этот ранний час, прекрасной, окопанной канавами дороге, называемой Бай-дао, «белой дорогой». Радости его не было пределов; бешеная жажда жизни овладела им. Ему хотелось обнять каждый камень, каждое дерево, слиться с окружающей чудной природой, весь мир вложить в свое сердце…
