..."Письмо ваше о Сергее прочитал не один, -- отвечает Л. Н. 10 сентября 1896 г., -- а с Д., который все эти дела знает хорошо, и общее наше мнение то, что подавать прошения Сергею не нужно, потому что приговор ни в каком случае не отменят.
Кто виноват, он или Красноглазова, никто не разберет, и не наше дело разбирать, но на деле-то из подавания прошения ничего не выйдет. Надо постараться только, чтобы семья его не бедствовала, пока он будет в заключении, или мне напишите, или скажите Леве. Как жаль, что вы заболели вообще и заболели без нас. Маша едет нынче в ночь, но, кажется, не заедет в Ясную, потому что боится опоздать.
Живем мы все здесь, разумеется, нехорошо. Мне тяжело, но нет сил изменить. Я ничего не пишу несколько дней и еще от этого тяжелее".
----------
67
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
1. ПЕРВЫЕ ГОДЫ НАШЕЙ ЖИЗНИ В ОВСЯННИКОВЕ.
В 1902 году мы перебрались всей семьей в первый раз на лето в Овсянниково. На станции Засека нас встретил ветхий шарабанчик М. А--ны, который ей подарил когда-то ее брат. Шарабанчик весь дребезжал, был подчинен и подвязан веревочками, -- казалось, сядешь на него и раздавишь. Но он служил М. А--не до самой ее смерти и, при ее немецкой аккуратности, хотя все так же дребезжал и готов был развалиться, но не разваливался.
Впряжена была в шарабан гнедая, старая, небольшая лошадка -- Пятачок. Это тоже был подарок ее брата, если не ошибаюсь. И то и другое было отдано ей за негодностью. Да иначе бы она и не взяла. И тоже ни у кого другого не прослужил бы Пятачок одного года, так он был стар тогда, когда я его увидела. Губа у него отвисла, зубы были стерты.
Об'ехавши длинный овраг, мы под'ехали к усадьбе, огороженной старыми ветлами. Вправо виднелся совсем еще молодой фруктовый сад, посаженный Л. Н--чем. Обогнувши заросль высоких акаций, мы выехали на большую, залитую солнцем поляну. Первое, что бросилось нам в глаза, -- это Л. Н. с лошадью в поводу и М. А. в короткой серой юбке, без верхней кофты, в белой рубашке с длинными рукавами и в белом бумазейном лифике. На голове белая пикейная панама, привезенная ей кем то из друзей из Италии. Так одевалась М. А. только в самую жару и на работе.
Из огорода слышались смех и песни поденщиц.
Старики так были заняты своим разговором, что заметили нас только, когда мы под'ехали к самому дому.
М. А. кинулась к нам, повела нас скорее на террасу, где был приготовлен для нас самовар, аккуратно нарезанные ломти черного "ситного" (т.-е. сеянного) хлеба, сваренные в крутую яйца и чудное сливочное "парижское" масло М. А--ны, которым она так гордилась. Так встречала она нас из года в год, и это ее угощение для всей нашей семьи было чем-то особенно вкусным и дорогим, о чем ребята мечтали задолго до от'езда в деревню.
