Друг Толстого Мария Александровна Шмидт | страница 42



----------------

1) "Царство Божие внутри вас".


46


Принесла. Рабочие дорогу чинят. Усталые, пыльные, жарища! Угощаю, -- не берут, -- думают, смеюсь над ними. Взяли потом, уж так благодарили!".

Татьяна Львовна Сухотина-Толстая в своих воспоминаниях о М. А--не 1) рассказывает, что случалось, что О. А., оставив М. А--ну за тяжелой работой, уходила в хату, чтобы почитать захватившую ее книгу.

-- Нет, душенька, Марья Александровна, -- говаривала она, -- вы уже подгребите сено без меня. А я пойду Мэтью Арнольда читать.

М. А. иногда сердилась:

-- Эгоистка вы этакая! Ведь вы будете просить молока к чаю, а где его взять, если не припасти сена на зиму для коровы!

Ну, -- прибавляла она мягче, -- так и быть, идите. Только поставьте самовар, а то я до смерти чаю хочу.

Убрав сено, М. А. приходила домой в надежде найти готовый чай, но стол не был накрыт, самовар не кипел. О. А. сидела с книгой в одной руке, а другой она веером махала в трубу самовара, который стоял на полу возле нее и не начинал закипать.

М. А. покатывалась со смеху, обнимала свою подругу, раздувала уголья и через несколько минут наливала О. А--не и себе чай, а О. А. в это время рассказывала ей о тех прекрасных вещах, которые она прочла у Мэтью Арнольда".


----------



"Дорогой Лев Николаевич, -- пишет О. А., 4 декабря 1892 г. -- Мы получили Ваше милое письмо. Не ответили потому, что жили в больших трансах. Мы пережили большое горе. В какой-нибудь месяц мы лишились трех больших прекрасных коров, больших превосходных телушек, всего того, одним словом, что составляло радость, гордость и поддержку нам и нашему хозяйству. Все это было дело рук Марии Александровны, и все это процветало, благодаря ее заботливости и ее неустанным трудам. Так можете себе представить, как, в особенности ей, тяжела эта неоцененная для нас потеря. И теперь она больна и телом и душою, потому и не пишет сама. Думаю, что от огорчения привязался к ней бронхит, болезнь, оставившая ее совершенно на Кавказе.

С 12 октября тут начался падеж в Колонке. Немцы, люди совсем темные относительно скотоводства да и относительно всего вообще, посняли шкуры, а коровьи туши покидали на пастбище. И с этот времени и пошла гулять зараза. Староста этого селения и не подумал оповестить об этом жителей Колонки, которая тянется на три версты. А мы совершенно случайно узнали о падеже, после того как пало 9 штук. Мы ахнули и первым делом поспешили своих коров отделить и пасти у себя отдельно в саду. Но было уж поздно, одна из коров через несколько дней заболела. Мы, должно быть, поздно отделили ее от другого скота. Думая, что это чума, мы после пятидневного ухода за больной коровой застрелили ее, т.-е. за нас сделал это сосед, чтобы окончить ее мучение и не разводить заразу. Через неделю заболела только-что