Распутницы | страница 61



В конюшню с ведром вошла русоволосая Фёкла, помогавшая кухарке на кухне и мывшая в барском доме полы, — однолетка Мари, девчонка из деревни.

— Фёкла, иди сюда! — строго приказала баронесса, приняв надменный вид.

— Да, барыня.

— Разыщи конюха Егора.

— Слушаюсь. — Фёкла кивнула и бросилась из конюшни, но Зинельс её остановила окриком: — Постой, заполошная!

— Да. — Фёкла остановилась, убрала растрёпанные волосы со лба.

— Подойди ближе. Слушай внимательно. Найди конюха Егора, скажи, пусть придёт к конюшне в лопухи. Видишь в стене дыру? — Зинельс указала на большое круглое отверстие в дощатой стене от вывалившегося сучка. — Пусть просунет своё естество сюда. Обещай, что будешь любить его ртом. А в лопухах, на его глазах — тебе стыдно.

Подруги баронессы прыснули смехом. Фёкла, вся покраснев, опустила голову, уперев взгляд в земляной утоптанный пол.

— Что стоишь как истукан?! — топнула ногой баронесса.

— Грех какой! — вдруг зашептала Фёкла. — Срамно такое!

— Дурёха! Шутка это! Посмеёмся над Егором.

— Не буду, — набычилась Фёкла. — Стыдно.

— Ах, ты, шлюха! Тварь! — Баронесса вышла из себя и влепила Фёкле пощечину. Девушка чуть не упала, еле устояв.

Мари за бочками закусила губу: что здесь происходит? И это душка баронесса?

— Невинную из себя корчишь?

— Чиста я, барыня, — закрестилась Фёкла, но получила новую оплеуху.

— Чиста?! А Ивана Николаевича кто привечает?! Знаю, у вас в семье деньги завелись: отец твой кровать железную купил, граммофон… На какие шиши?! Дрянь, ославлю на всю округу. Велю парням — прямо сейчас всю испоганят, и нет тебе защиты — барин с доктором уехали в хлеба на перепёлок! Бегом к Егору, да смотри, чтобы пришёл!

Фёкла, плача, унеслась.

— Тупая дура, — выругалась Зинельс.

— Она правда с Иваном? — спросила Бескова.

— Не человек он, что ли? Мы же вон что творим! — В глазах баронессы вдруг заиграли огоньки озлобления и ревности, сказала стальным голосом: — Все они, купцы да помещики, девок дворовых своим святым долгом считают развратить, кобели.

Графиня и пани захохотали.

Мари про себя возмутилась — за что она так о папеньке?

Вернулась красная как мак Фёкла:

— Идёт.

— Садись к дырке, — велела баронесса.

— Не буду я этого делать, хоть что со мной творите! Ивану Николаевичу пожалуюсь!

Зинельс сразу сбавила напор — если Курков узнает о её «потехах»…

— Дура! Тебя никто не заставляет что-то делать… Он в дырку заглянет, тебя увидит, успокоится. А мы посмеёмся.

— Убьёт он меня потом, — взмолилась Фёкла.