Распутницы | страница 61
В конюшню с ведром вошла русоволосая Фёкла, помогавшая кухарке на кухне и мывшая в барском доме полы, — однолетка Мари, девчонка из деревни.
— Фёкла, иди сюда! — строго приказала баронесса, приняв надменный вид.
— Да, барыня.
— Разыщи конюха Егора.
— Слушаюсь. — Фёкла кивнула и бросилась из конюшни, но Зинельс её остановила окриком: — Постой, заполошная!
— Да. — Фёкла остановилась, убрала растрёпанные волосы со лба.
— Подойди ближе. Слушай внимательно. Найди конюха Егора, скажи, пусть придёт к конюшне в лопухи. Видишь в стене дыру? — Зинельс указала на большое круглое отверстие в дощатой стене от вывалившегося сучка. — Пусть просунет своё естество сюда. Обещай, что будешь любить его ртом. А в лопухах, на его глазах — тебе стыдно.
Подруги баронессы прыснули смехом. Фёкла, вся покраснев, опустила голову, уперев взгляд в земляной утоптанный пол.
— Что стоишь как истукан?! — топнула ногой баронесса.
— Грех какой! — вдруг зашептала Фёкла. — Срамно такое!
— Дурёха! Шутка это! Посмеёмся над Егором.
— Не буду, — набычилась Фёкла. — Стыдно.
— Ах, ты, шлюха! Тварь! — Баронесса вышла из себя и влепила Фёкле пощечину. Девушка чуть не упала, еле устояв.
Мари за бочками закусила губу: что здесь происходит? И это душка баронесса?
— Невинную из себя корчишь?
— Чиста я, барыня, — закрестилась Фёкла, но получила новую оплеуху.
— Чиста?! А Ивана Николаевича кто привечает?! Знаю, у вас в семье деньги завелись: отец твой кровать железную купил, граммофон… На какие шиши?! Дрянь, ославлю на всю округу. Велю парням — прямо сейчас всю испоганят, и нет тебе защиты — барин с доктором уехали в хлеба на перепёлок! Бегом к Егору, да смотри, чтобы пришёл!
Фёкла, плача, унеслась.
— Тупая дура, — выругалась Зинельс.
— Она правда с Иваном? — спросила Бескова.
— Не человек он, что ли? Мы же вон что творим! — В глазах баронессы вдруг заиграли огоньки озлобления и ревности, сказала стальным голосом: — Все они, купцы да помещики, девок дворовых своим святым долгом считают развратить, кобели.
Графиня и пани захохотали.
Мари про себя возмутилась — за что она так о папеньке?
Вернулась красная как мак Фёкла:
— Идёт.
— Садись к дырке, — велела баронесса.
— Не буду я этого делать, хоть что со мной творите! Ивану Николаевичу пожалуюсь!
Зинельс сразу сбавила напор — если Курков узнает о её «потехах»…
— Дура! Тебя никто не заставляет что-то делать… Он в дырку заглянет, тебя увидит, успокоится. А мы посмеёмся.
— Убьёт он меня потом, — взмолилась Фёкла.