Свое выступление командер Брум заканчивал возвышенно и торжественно, словно был не морским офицером, командовавшим кораблями эскорта, а проповедником Сославшись на бога, он сел, однако тут же поднялся снова, согласившись ответить на вопросы, если таковые у капитанов имеются. Поднялся шум, в общем гуле голосов, грубоватых шуток и смешков потонули и вопросы озабоченных капитанов, и ответы командира эскорта. Да и отвечал на вопросы не он один, в беседу тут же включались какие-то остряки, в словах которых проскальзывали злость и издевки: несмотря на громкие заверения командования конвоя, сомнений и неясностей оставалось немало. На многих судах было ограниченное количество боезапаса, особенно орудийного. Кто-то спросил, можно ли в случае необходимости вскрыть грузы и пополнить боезапас оттуда. И остряки, опережая Брума, заверили, что русские, конечно, не обрадуются, однако лучше доставить им грузы вскрытыми, нежели не доставить совсем. Можно ли снять чехлы с танков, что на палубах, и использовать их орудия против торпедоносцев и подводных лодок? Не только можно, но и нужно, хихикали остряки, тем более что некоторые танки уже невозможно использовать в бою: за время долгой стоянки резина на них попортилась от соленой влаги и едкого океанского воздуха. В этих шутках звучала правдивая горечь… Брум стоял немного растерянный: он привык к строгости военных совещаний, и бедлам выбил его из колеи. Он морщился от реплик, от густого табачного дыма, который окутывал недостроенный зал.
Тишина воцарилась лишь после того, как поднялся контр-адмирал Гамильтон. Адмирал улыбнулся, подчеркивая, что разделяет веселое, а значит, бодрое настроение капитанов. Он сам готов шутить, поскольку уверен в успехе, но жаль, что на это не остается времени. И многозначительной паузой Гамильтон дал понять, что время ценит сейчас превыше всего.
Он повторил о боевой мощи кораблей охранения, заверив, что у конвоя есть шансы дойти до советских портов практически невредимым. Затем со щедростью бывалого, опытного марсофлота, который заслужил свою первую воинскую награду еще в девятьсот пятнадцатом, стал советовать, как отражать налеты вражеской авиации, поскольку та представляет для транспортов наиболее реальную угрозу. Экономно расходовать боезапас, не стрелять по тем самолетам, которые сбросили бомбы или торпеды, ибо такие самолеты уже не опасны. Во время налетов «юнкерсов» внимательно следить за горизонтом, ожидая одновременного нападения торпедоносцев, причем открывать огонь по последним, атакующим с низких высот, надобно осмотрительно и осторожно, чтобы случайно не поразить другие суда конвоя… Слушали контр-адмирала молча: конкретные указания, к которым он перешел от общих заверений и фраз, вернули капитанов к действительности. Невольно думалось о предстоящих встречах с врагом. И Гамильтон, заметив это, решил ободрить моряков:
