Я смотрю на Сабатини. Он наблюдает за каждым ее словом, и в его глазах я замечаю стальной блеск. Холодок пробегает по моему позвоночнику. Она не может сказать правду, ей это не разрешают.
Журналисты продолжают задавать вопросы, которые быстро становятся более личными и оскорбительными, по мере того как собравшиеся чувствуют себя все более и более уверенными.
— Как вы думаете, вы еще долго сможете выступать? — спрашивает какой-то журналист. Ее глаза сужаются, и она поднимает голову. Это длится всего мгновение, хотя, прежде чем она снова опускает голову, на ее лице появляется прежнее бесстрастное выражение.
— Я каждый день рискую своей жизнью, но это небольшая цена за удовольствие для публики.
Я заламываю руки, но все же не могу удержаться от вопроса. Мне нужно снова установить с ней контакт, хотя я пока не знаю, что собираюсь сказать, и поднимаю руку.
Инспектор манежа указывает еще на нескольких человек, предоставляя им возможность задать свой вопрос.
— Сколько смертей вы видели?
— Какая из них была самой кровавой?
— Сколько вам было лет, когда вы начали выступать?
Я по-прежнему не опускаю руку, удерживая ее в поднятом положении, отчаянно пытаясь поймать взгляд Хошико. В конце концов взгляд Сильвио опускается на меня.
— Да, молодой сэр? — понимающе ухмыляется он.
Я мысленно прошу ее поднять голову, но ее глаза все так же устремлены в пол.
— Да? — спрашивает он меня. — У вас вопрос к Хошико?
— М-м-м… да. То, что я хотел бы знать, это… вы… Я имею в виду, вы… — я замолкаю. Что я хочу спросить у нее? Что мне больше всего хочется узнать? И тут меня осеняет. — Вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому?
Наконец-то она поднимает глаза. Она вытягивается вперед, оставаясь в своем кресле, и в первый раз смотрит на присутствующих.
— Можете повторить свой вопрос, пожалуйста? — спрашивает она.
Я встаю и повторяю вопрос. Ее взгляд останавливается на мне.
Она заметила меня.
Вопросы те же, что и всегда. Жалкие журналисты, презренные Чистые, отчаянно желающие узнать все жестокие подробности моей жизни. Они делают акцент именно на них: чем кровожаднее и страшнее, тем лучше.
Я снова и снова репетировала ответы на все эти вопросы. В них нет ничего нового, но я все еще чувствую на себе пристальный взгляд Сильвио.
Я действительно не хочу делать ничего такого, что могло бы рассердить его, во всяком случае, после недавних событий. Вчера он чуть не убил меня, когда я выступала под куполом цирка. По какой-то причине он уже не так сильно защищает меня, как раньше. Даже, скорее, наоборот. Внезапно возникает чувство, теперь он отчаянно желает моей смерти.
