Он напоминает мне белку. Быструю, зоркую, умную белку. И злую. Одетую в малиновый блейзер. Белку, которая рано или поздно поймет, что я что-то задумала.
— Кое-что произошло, — говорит он. — Бенедикт Бейнс пропал без вести. Убежал из дома. Как тебе такое? Убежал из своего чертова огромного особняка на холме. Ты ведь ничего не знаешь об этом, верно?
— Я? Нет, конечно! Откуда мне знать такое?
— Потому что бедный, обманутый молодой человек, очевидно, попал под твои чары, вот почему.
— Сильвио, я ненавижу Чистых. Если я увижу его, обещаю, что сразу же скажу тебе.
— Хм. Именно так я и сказал полиции. Он не мог проникнуть сюда, потому что цирк строго охраняется, и даже если бы ему удалось, то никто из моих людей не стал бы прятать его. Они разорвали бы его на клочки. — Сильвио подается вперед и смотрит на меня. — Я сказал, что здесь ничего не происходит без моего разрешения. Надеюсь, я прав?
— Конечно, ты прав.
Он смотрит на меня еще несколько секунд. Его внимательные маленькие глазки похожи на черные бусинки.
— Семья хочет, чтобы его исчезновение оставалось в тайне. Они думают, что он подвергнется большему риску, если об этом кто-то узнает, и они, похоже, уверены, что он все равно вернется домой, поджав хвост: мальчишка не отличается мятежным характером. Однако мне сказали сообщать обо всем подозрительном. — Он понижает голос: — Хошико, ты ведь не посмеешь обмануть меня, правда?
— Нет, — отвечаю я, прищурив глаза. — Я ни за что на свете не стану помогать Чистым сделать хоть что-нибудь.
— Да, я так им и сказал. Вот почему я даже не упомянул ложную тревогу прошлой ночью. Я не хочу, чтобы они закрыли мой цирк из-за какого-то глупого совпадения, — Сильвио снова испытующе смотрит на меня. — В любом случае вернемся к делу. Надеюсь, твоя рука не создаст мне проблем сегодня вечером? — спрашивает он.
— Она побаливает. Но лишь чуть-чуть. Я могу выступать.
Я изучаю его лицо, пытаясь угадать настроение. Оно все еще паршивое или из-за моего вчерашнего поведения, или из-за ночной загадки с проникновением в цирк. Я стараюсь быть предельно осторожной, чтобы не разозлить его еще больше.
— Просто… — робко начинаю я.
— Что просто?
— Если она разболится сильнее, то я не смогу ею шевелить и тогда наверняка соскользну еще до того, как начнется номер. Это станет позором. Я не хочу опростоволоситься. Тем более сегодня вечером.
— С каких это пор тебя заботит характер твоей кончины и насколько эффектно она будет смотреться?
