Одновременно продолжаются и углубляются его связи с кругом славянофилов. Происходят постоянные встречи с Елагиными, Аксаковыми, Киреевскими. Общение с этими людьми Бартенев «почитал счастием своей литературной и общественной жизни».
К этому времени относится его активное сотрудничество в журналах славянофильского направления.
В середине 1858 года Бартенев оставляет службу в архиве и уезжает за границу. Он хочет увидеть Европу, познакомиться с достижениями мировой науки. Германия, Бельгия, Франция, Англия, Чехия… Отовсюду он шлёт друзьям обстоятельные письма. П. А. Плетнёв 14 (26) ноября 1858 г. сообщал П. А. Вяземскому: «Бартенев долго жил в Бельгии, два раза съездил в Лондон, влюбился в него и в англичан. Теперь он в Париже, где бранит всё французское. В начале декабря, вероятно, он достигнет Праги, главной цели своего путешествия»[13]. В Берлине он слушал лекции К. Фишера и других знаменитых университетских профессоров, в Брюсселе встречался с польским эмигрантом историком И. Лелевелем, в Праге вёл дружеские беседы с видными деятелями славянского мира — В. Ганкой, П. Шафариком и другими. Проблемы славянства входят в круг его первостепенных интересов. В этом смысле Плетнёв и называет Прагу «главной целью его путешествия».
Особо примечательны поездки Бартенева в Лондон, где он встречался с А. И. Герценом. Здесь мы находим проявление той противоречивости общественно-политической позиции Бартенева, о которой уже говорилось выше и которая при явном консерватизме и монархизме не исключала интереса к радикальным общественным течениям и их выдающимся представителям. Решительно не приемля как революционных взглядов Герцена, так и его художественных произведений, Бартенев в то же время сочувственно относился к герценовским вольным изданиям, особенно к «Полярной Звезде», за публикацию исторических документов, опубликование которых на родине было невозможно. В 1858 году в «Полярной Звезде» были напечатаны «Записки» Екатерины II, тщательно скрываемые в России. Все терялись в догадках, кто мог передать их лондонскому изгнаннику Герцену. Правительственные агенты упорно искали виновного. На Бартенева, конечно, никто не мог подумать. А это был именно он. С немалым риском для себя тайно перевёз он их через границу и доставил в Лондон. Решение пойти на риск и передать запретные тексты Герцену было вызвано, конечно, не желанием дискредитировать императорский дом, а энтузиазмом историка, убеждённого в том, что столь важный документ должен быть обнародован. Сделать же это можно было только за пределами России и при тех возможностях, которыми располагал Герцен.
