– Надеюсь, радость моя, этот урок пойдет тебе на пользу, – совсем близко, задевая дыханием мочку уха, послышался шепот Чудовища.
Это было еще одно прозвище, которым Мишель за минувшее утро удостоила в сердцах, и не раз, своего тюремщика.
– Вижу, ты делаешь все для того, чтобы я еще больше тебя возненавидела, – огрызнулась она. Помешкав, бросила с вызовом: – Хочешь, чтобы проклинала тебя каждую минуту во сне и наяву?!
Гален безразлично пожал плечами.
– Чтобы сделать тебя своей, любовь мне ни к чему. Наоборот, в ненависти ты для меня особенно желанна. Непокорность, милая, тебе к лицу. – Чуть наклонившись, коснулся губами кончиков дрогнувших пальцев. Мишель отшатнулась от жениха сестры и поспешила скрестить на груди руки, отгораживаясь от него. – Ты становишься похожей на маленькую дикую кошечку, и, уж поверь, со временем я сумею превратить тебя в ласкового и покорного котенка. А пока что ты мне нравишься такой, какая есть.
Небрежный взмах руки, и Мишель почудилось, будто воздух зазвенел, разлетаясь осколками, от истошного пронзительного крика рабыни. Багровая полоса отпечаталась на темной блестящей коже, влажной от пота, крови и соленой воды.
– Прекрати! Сейчас же прекрати! – закричала Беланже не своим голосом. Дрожащими пальцами принялась вытягивать из тугого пучка, стянутого на затылке, шпильки, бросая их в потоптанную множеством ног траву и позволяя каштановой копне свободно лечь на плечи. – Доволен? Я сделала так, как ты хотел. Считай, что урок усвоен!
Усмехнувшись, Гален покачал головой.
– Видеть тебя с распущенными волосами мне хотелось раньше. А сейчас меня больше забавляет и привлекает это душещипательное зрелище. Продолжай! – холодно велел управляющему.
За приказом хозяина Блэкстоуна последовало громкое, отчаянное восклицание:
– Даже не вздумай!
Мишель больше не способна была видеть страдания девушек. Но и малодушно убежать, спрятаться за толстыми стенами дома, лишь бы не слышать полных боли и страха криков, тоже была не в силах. Да и не отпустил бы ее Донеган, заставил бы смотреть до конца.
Казалось, рыдания Шены и слабые стоны Анвиры вырывались из глубин ее естества. Будто плакали не рабыни, поплатившиеся за горячность и гордыню пленницы.
Плакала ее душа.
Бартел не обратил внимания на приказ девушки, которую воспринимал не более чем временное развлечение для наследника, и плеть, просвистев в воздухе, обожгла, точно ядовитый укус змеи, спину второй рабыни.
Кровь ударила в виски. Мишель вдруг подумалось, что, окажись она на месте служанок, так бы сейчас не переживала. Багровая вуаль злости опустилась на глаза. До боли закусив губу, чтобы не начать кричать вместе с рабынями, она потянулась к шнуровке платья и стала быстро, насколько позволяли непослушные пальцы, ее ослаблять.
