Но с губ не сорвалось ни звука. Она не смогла выдавить из себя даже слова правды. Как будто говорить мешали стежки зачарованных ниток, перекрестья которых темнели на побелевших губах.
– Пиши. – Донеган вложил в ее дрожащую руку перо, предварительно обмакнув заостренный кончик в чернила.
Мишель вывела первое слово – приветствие родителям. Не хотела, но голова противно гудела, словно заржавевший колокол в церковной башне. Как вчера в библиотеке, когда на несколько ужасных мгновений она действительно стала марионеткой, пластилиновой куклой в руках Галена и ничего не могла с этим поделать.
Письмо, адресованное чете Беланже, было написано ее рукой, но ни одна из отпечатавшихся на бумаге фраз не принадлежала ей.
«Как же так! – в панике думала Мишель, ставя широкий росчерк под посланием, полным ложных заверений в том, что все у нее расчудесно, тетя с дядей обрадовались ее приезду и теперь с удовольствием пестуют свою любимую племянницу. Пальцы дрогнули, последнюю букву имени скрыла чернильная клякса, траурным цветком распустившаяся на бумаге. – Я что же, никому и никогда не смогу рассказать о Мари Лафо? О том, что ведьма заколдовала Галена, а страдаю я? Подстраховалась гадина!»
Мишель готова была проклинать подлую колдунью. Посылать на ее голову самые страшные кары. Вслух, крича во все горло. Чтобы все узнали о том, что сотворила с ней ненавистная чародейка!
Однако сколько ни пыталась, не сумела выдавить из себя даже ее имя. Даже намек на то, что в Лафлере в жестяной коробке в спальне под половицей хранится вольт, пронзенный заколдованной иголкой.
– Хорошая девочка. – Гален небрежно потрепал пленницу по щеке. Дождавшись, когда высохнут чернила, забрал листок, спрятав его в нагрудном кармане жилета. – Будешь завтракать с нами? Или продолжишь сидеть тут и дуться?
Первым порывом Мишель было выплюнуть в лицо садиста одно из тех самых проклятий, что не получилось адресовать Мари Лафо.
В последний момент сумела сдержаться и выцедила:
– Я с ума сойду, если все время буду торчать в этой комнате. Пришли служанок.
– Будет сделано, моя королева, – отвесил шутовской поклон Гален.
Извинился зачем-то, сказав, что с утра будет занят, и не преминул добавить, что после обеда непременно удостоит ее вниманием, развлечет конной прогулкой. А после они могут вместе почитать в розарии Катрины какую-нибудь книгу.
– Продолжим играть в гостью и радушного хозяина? – хмыкнула Беланже, но ее полные горечи слова поглотил стук захлопываемой двери.
