На ломком листке виднелся выцветший от времени едва различимый текст: «Здесь покоятся бойцы РККА, погибшие при выполнении задания», и следовал список из шестнадцати фамилий. «Находящийся в самолете груз принадлежит СССР. Ухожу к своим». Ниже подпись «Старшина 1-й статьи Воронов Т.А.» и дата «июль 1943».
Прочтя записку, Огнев сложил листок, бережно спрятал его в бумажник и решил более тщательно осмотреть машину.
Соорудив факел, беглец поджег его и вновь забрался в машину.
Никакого груза в отсеке не оказалось, разве что полуистлевший деревянный ящик рядом с двумя скалящими зубы скелетами. Остатки обмундирования на них были комсоставские.
Огнев наклонился, поддев финкой крышку ящика. Та с треском рассыпалась, и в неверном свете он увидел блестящий металл в слитках.
Ошарашенный увиденным, замер, а затем, отбросив факел, опустился на колени. Дрожащей рукой нашел ящик, извлек один слиток, тяжелый и холодный.
Натыкаясь на покореженные стойки и ребра отсека, беглец вернулся к абрису пробоины, спрыгнув на землю, присел на элерон и стал внимательно рассматривать находку.
Это, несомненно, был драгметалл, причем самой высокой пробы и явно из Гохрана СССР.
Раньше Огнев никогда не проявлял особого интереса к золоту, хотя и участвовал в операциях по его изъятию. Но там металл имел своего владельца — государство и возвращался по принадлежности. Здесь же оно ничье: Союз рухнул, а то, что возникло на останках, полковник давно государством не считал.
— Не было печали, черти накачали, — прошептал Юрий, сунул слиток в карман и направился к своему логову, осмыслить ситуацию.
Через полчаса, сидя на камне у разведенного костерка и прихлебывая из консервной банки заваренный на морошке кипяток со спиртом, полковник обдумывал создавшуюся ситуацию.
Находку он просто так не оставит, это подарок судьбы, но и переть ее по тундре на горбу смерти подобно.
А посему слитки нужно перенести в укромное место и спрятать, захватив с собой парочку на текущие расходы. И стоит ли теперь безоглядно спешить в Москву? — задал сам себе вопрос Огнев. Лучше наведаться к Лешке в Петрозаводск, отблагодарить и решить, как быть с кладом. Один ум хорошо, а два лучше.
Спал он в эту ночь вполглаза, несколько раз хватался за автомат и озирался.
Утром встал с тяжелой головой, умылся, развел костер, вскрыл последнюю банку с тушенкой, разогрел, слил жир в пустую и соорудил коптилку. Затем, прихватив опорожненный вещмешок с автоматом, пошел в низину к самолету.
