Как поезд, который выходит из пункта А в пункт Б,
От «Поцелуй» через «Я вошёл» до «Конечная, освободите, пожалуйста, вагоны».
Со временем между станций «Вошёл» и «Кончил» появилась одна, а потом и две пересадки, а пересадки всегда гадки.
Он крутил её нервно в поисках выхода. Однажды поезд потерялся в пути.
Когда это стало случаться чаще одного раза в неделю, он решился уйти.
Она делала блины на воде и кефире
По рецептам, с весами, самыми точными в мире,
Пока однажды не встретился тот, кто спросил её,
Любит ли она блины? И если да, то какие?
Он повязал фартук, разогрел сковороду, стоял и ждал ответа, день был погожий.
Она сказала, что ей всё равно, лишь бы человек был хороший.
Он возмутился: не может быть, должен быть любимый рецепт,
Иначе это какой-то разврат, беспорядок, и он не примет ответа «нет»!
Она улыбалась и говорила, что может есть всякие: на дрожжах,
На воде, на сыворотке, кефире или твороге.
Он кипел, сковорода горела, и тогда он сказал, что это не её вина,
Пусть будет любимый рецепт, например, такой:
200 граммов молока, 3 яйца, две ложки сахара.
Она вздохнула, записала в блокнот всё по порядку
И потушила свет, чтобы записать рецепт второй стороны блина.
Конечно же, ей надоела вся эта суета, и она забросила блины и перешла на стейки и науку,
Написала докторскую диссертацию о
Влиянии возраста на ангиогенные свойства мезенхимальных стволовых клеток жировой ткани
И обнаружила, что, будь она с блинами, со стейками или с пирогами, ебут везде одинаково
По строго одобренному рецепту.
Рецепт: стакан тёплого молока, дрожжи, сахар, подождать, мука, подождать, смешать, добавить одно яйцо. Ещё добавить сахару, соли, муки, замесить тесто и печь блины на сковороде, смазанной салом. Подавать лучше с красной икрой, можно с вареньем, но точно не с сыром или творогом.
Он любит стоя. Чуть присев сзади или на весу. Мне лень напрягаться, висеть кулем на стене не доставляет удовольствия, и я ищу любое возвышение: стол, книжную полку, копировальную машину, холодильник в супермаркете. Да, было и такое, потом неделю валялась больная. Стоит только повернуться к нему попой или указать на удобную платформу, как у него уже стоит. Хожу в основном в платьях, джинсы – только если не хочу секса вообще. Он долбит меня, не снимая трусов, мои отодвигает членом – и привет, часто по-сухому. Мне надо стонать, если я не издам ни звука, он может кончать два часа, и тогда мне становится худо. Тяжело сосредоточиться на себе, когда висишь на стенке общественного туалета и думаешь только о том, чтобы не упасть. Один раз такое случилось, и было неловко, а ему больно – член перегнулся при полном стояке, и он выл от боли два дня. Так что я не могу не стонать. Ему нравится мой голос, моё участие, а я смотрю на него, полностью отстранившись, на себя тоже, и мне и смешно, и стыдно. Не стонать я могу только в кинотеатре. Даже лучше не стонать, потому что стоит мне открыть рот, издать звук, как мы уже не в зале, а в туалете, и я трясусь на сливном бачке в лучшем случае долгих десять минут, пока он не кончит. Я же люблю ощущать его пальцы. Он обнимает меня за плечи той рукой, что ближе, а другой пробирается сквозь ткань белья и мнёт, и ищет, каждый раз по-новому. Иногда может просто запустить туда руку и ждать, вдыхая мой запах. Его лицо лежит на моём плече, я закрываю глаза, а он вжимается в моё тело, впитывает каждый вздох, каждый удар сердца. Я наедине с его рукой и огромным пустым пространством кинозала.
