Охрана прибыла на следующий день. Помещица радушно приняла командира, поставила на стол всякие угощения, сама уселась рядом. Только начали ужинать, командир делится с ней тревогой, что, по его сведениям, каждый час может появиться Савицкий и лучше ей свои драгоценности принести в эту комнату, а он поставит на часах солдат с винтовками и кинжалами. Так и сделали. После ужина командир еще говорит помещице: для успеха операции, чтобы не спугнуть Савицкого, драгунам следует снять посты вокруг усадьбы, спрятаться где-нибудь в помещении и ждать тихо, он скомандует, когда потребуется их помощь. И это исполнили. Командир выставил в местах, укрытых от взгляда, свой тайный дозор. Помещица его похвалила, какой он умный да хитрый, а он смеется: вы же еще не знаете, какой! «Ах, — говорит помещица, — появится Савицкий, узнаю, даст бог!» — «А он уже здесь, — отвечает командир, — позвольте представиться… Савицкий!»
Оказывается, это и был Савицкий. Опередив охрану, обещанную исправником, под ее видом он сам прибыл в имение помещицы со своими людьми. Драгунов они заперли в помещении, барыню привязали к стулу, а к ее ногам и рукам — по свертку, в которых, сказали, запакованы бомбы, взрывающиеся от крика. Едва помещица крикнет, так, мол, и взлетит на воздух…
Ну она и сидела тихо, пока драгуны не вырвались из заточения и не вынули из свертков на ее руках и ногах… морковь! Савицкий тем временем был уже далеко…
Человек, надо полагать, смелый и дерзкий, уверенный, что приносит людям добро, он устроил еще несколько налетов на помещичьи усадьбы, раздавая добычу обездоленным крестьянам-беднякам. Поймать его было трудно, потому что все его люди вроде моего брата днем ходили на работу и выглядели мирно. Но после нападения на хозяйку хутора Фирсова разъяренная жандармерия начала выслеживать Савицкого с собачьим усердием и в конце концов убила, а группу переловила по доносу — попался один фискал. И Степан оказался в Сибири. Как политический.
— За Савицкого? — спросил кто-то из слушавших.
— Не только… Приходя с завода домой на воскресенье, он, бывало, приносил с собой листовки против буржуев и помещиков, учил меня, как надо незаметно распространять их… Примерно, ездили мы с отцом в базарные дни в город, ходишь по базару и сунешь две-три листовки в воз крестьянина. А однажды я ухитрился положить несколько листовок в карман городовому.
— Как?
— А так… Городовые, случалось, пристраивались к крестьянской компании выпить чарку-другую. Вот и этот, известный злодей и придира, остановился возле нашего воза поживиться, когда знакомые подошли к отцу потолковать о жизни, а отец, конечно, приветил их… Ну как раз городовой чарку пил, тогда я и сунул ему листовки в карман шинели, вынув их из-за пазухи. И тут же отправился бродить по базару — интересно мальчишке… А после — разговоров! В полицейском участке, при начальнике, этот городовой полез за чем-то в карман и рассыпал по полу листовки. Его из полиции вовсе выгнали, а слух по всему Новгород-Северскому разнесся: революционеры-то пошли так действовать, что городовые из своих карманов листовки вынимают!
