Долгое дело | страница 83
— Неужели вы не чувствуете своей вины?
— Чувствую, — искренне согласился Рябинин.
Разумом он понимал, что виноват. Но где-то там, под разумом, жила отстраненная мысль о его невиновности. И эта глубинная мысль подсказывала его разуму, что если и стоило упрекать его в жалости, то не так и, может быть, не здесь.
И промелькнуло, исчезая…
…Жалеющий всегда прав…
— Смотрел, Сергей Георгиевич, ваше личное дело, но так и не понял, растущий вы кадр или нет.
— Я врастающий, — буркнул Рябинин.
Васин слушал известную эстрадную песню, одну из тех, которую поют все и везде ровно одну неделю. Моцарта уже не было, — шел концерт по заявкам.
— Не повышают, — сказал Рябинин то, чего от него ждали.
— А почему? У вас, наверное, трудный характер? — оживился зональный прокурор.
Это почему же трудный? Из-за шутки «Я врастающий»?
— Да, неважный, — горестно согласился Рябинин.
Андрей Дмитриевич облегченно улыбнулся. Крупный, большеголовый человек с плечами штангиста незримо обвис, как подтаял. И глаза, которые теперь ничего не силились понять, — уже все понято, — потеряли философскую глубину. Рябинину вдруг показалось, что Васин похож на цветной телевизор, у которого вынули все электронное нутро и вместо экрана вставили двухпрограммные глаза.
И промелькнуло, исчезая…
…Глупый человек в конечном счете всегда плохой…
— Беспалов вас хвалит. Но вы недостаточно активны. Не ведете никакой общественной работы, нигде не учитесь…
— Времени нет, — вяло ответил Рябинин, хотя были у него и другие ответы.
— Времени нет? — удивился прокурор. — У меня тоже нет, но я работаю в местном комитете, редактирую стенную газету, выступаю с правовыми лекциями…
Теперь концерт слушал Рябинин. Кто-то заказал модную песню, и певцы запели ее вдруг сильными естественными голосами, отчего звучала она неожиданно и свежо, потому что в мужской песне давно не хватает мужчины, а в женской — женственности.
— Кроме общественной работы я занимаюсь на курсах английского языка для сдачи кандидатского минимума…
В свое время Рябинин поразился, узнав, что самый мирный разговор, даже двух приятелей, есть скрытая борьба. Потом он убеждался в этом не раз; потом он пришел к мысли, что борьба идет за руководство в разговоре, за право говорить. Побежденный слушает. Но он и не боролся — он сразу начал слушать прокурора, который стал победителем без борьбы, по должности.
И промелькнуло, исчезая…
…Если один все время говорит, а второй все время слушает, то хороший человек тот, второй, который слушает…