Превозмогая боль, Вера Михайловна вцепилась в прилавок и медленно осела на чьи-то руки. И уже на этих руках она слышала, как вызывали скорую помощь и милицию.
Из дневника следователя. Удивляюсь вещам — тем самым, которые мы так любим покупать; которые мы бережем, ценим и сдуваем с них пыль. Вот моя лампа, которую Лида купила в комиссионном. Стройная, бронзовая колонка, увенчанная желтым шатром — абажуром. Говорят, ампир. Я люблю сидеть под ней — как под солнцем. Вот мой стол. Длинный, широкий, светлого дерева. Вроде бы ничего особенного, но я люблю его, потому что за ним столько сижено, столько писано и столько думано… Со столом и лампой прошла часть жизни, да и не малая. Они видели мое лицо таким, каким его никто не видел. Она слышали такие моя слова, которые я никому, кроме себя, не говорил. Они стали мне родными…
Но уйди я от них навсегда, заболей или умри — они не заплачут, не вскрикнут, не пошевелятся. Лампа даже не перегорит, и стол даже не рассохнется.
Инспектор с готовностью ответил на ее вопрос:
— Я работаю заместителем.
— Заместителем кого?
— Ира, знаете, о чем я мечтаю?
— Да, познакомиться с девушкой, которой будет все равно, заместителем кого вы работаете.
— Умница.
— А я решила, что вы артист.
— Заслуженный?
— Эстрадный.
— Почему же?
— Легкость в вас играет.
— Это во мне есть, в смысле — она во мне играет.
Он не знал, похож ли на артиста, но знал, что артистизм в нем есть. Шел по улице и видел себя со стороны, глазами той же Иры: высокий, сухощавый, без разных там животиков и лысин, в светлых брюках, в белоснежном банлоне… Ничего лишнего.
— А знаете еще о чем я мечтаю?
— О чем? — спросила она, уже опасаясь этих его мечтаний.
— Познакомиться с Марусей.
— С какой Марусей?
— С девушкой, которую звали бы Маруся.
— Мне нужно обидеться? — Ира остановилась.
— Ни в коем случае. Я и сам не Ваня.
— Что-то в вас есть, — решила она, благосклонно зацокав каблуками.
— Во мне этого навалом, — подтвердил инспектор.
Ира скосила глаза… С кем она идет? Легкомысленный, непонятный, какой-то нахально-вежливый. Но симпатичный, стройный, решительный. Хотя бы знакомые попались — умерли бы от зависти. И она, может быть, умрет от него, как мотылек от огня. Все-таки он артист или военный. Скорее всего, он артист, который играет военных. Или военный, который строит из себя артиста.
— Ох, мама родная, — вырвалось у нее.
Петельников окинул спутницу тем стремительным и давящим взглядом, каким он впивался в человека ради крупиц информации; посмотрел так впервые на девушку, с которой, оказывается, знаком уже две недели.
