— Вот как вы заговорили, — тоже с теплотой сказал Рябинин. — Надеетесь выйти сухой из воды?
— Я надеюсь на законность.
— Но ведь кроме формального состава преступления и вашей безупречной логики существует совесть. Людей-то вы все-таки обирали?
Она с готовностью заулыбалась, словно ждала упоминания о совести.
— Если бы я давала советы бесплатно, их бы не ценили.
— Почему же?
— Настоящий товар стоит денег.
— Неужели никто не усомнился в вашем товаре?
— Товарищ следователь, да я выйду на улицу, встану, протяну руку, и мне будут класть в нее тройки и пятерки.
— Ага, и десятки.
— Не верите вы, Сергей Георгиевич, в нашего человека, — вздохнула она.
Рябинин поднялся взглядом с ее подвижных губ к нацеленному носу, потом, как-то минуя глаза, к просторно-философскому лбу и остановился на платиновом нимбе волос — Калязина была красива. И от этой красоты ему вдруг так стало противно, что он откровенно поморщился:
— Я вас еще вызову…
Из дневника следователя. Есть три специалиста, которые должны нами чтиться как благороднейшие и наипервейшие в обществе, врач, учитель и юрист. Им мы вручаем самое дорогое, что только у нас есть: врачу — наше здоровье, учителю — наших детей, юристу — поиск справедливости.
Калязина взорвала меня не мошенничеством… Она же врач!
Автобус покачивало. Петельников старался не шевелиться и стоял как привинченный к полу. И все-таки старушка не удержалась:
— Господи, с утра хлещут…
На остановке он спрыгнул и пошел в прокуратуру пешком.
Инспектор ехал с обыска. Самогонщица выхватила из шкафа бутыль с бледно-ржавой жидкостью и уронила ее на пол с радостными словами «Ой, простите!» Это «простите» она бросила раньше, чем бутыль. Прежде чем разлететься на крупные куски, бутыль задела стол, поэтому добрая половина жидкости еще в воздухе вылилась на инспектора, пропитав брюки и даже попав в ботинок. Теперь самогон испарялся.
Петельников отшагал два квартала и у тополей свернул на асфальтовую дорожку к прокуратуре, вдыхая пропадающий запах почек, который еще остался на бледно-салатных листочках, — дух смолы и меда. Между тополями и зданием было что-то вроде скверика: стояло несколько свежевыкрашенных скамеек, и тянулась узкая рабатка с крепкими стрелами-листьями ирисов. Цветы будут синими: комендант Александр Иванович сажал только синие.
Инспектор прошел мимо небольшой толпы женщин — человек десять сгрудилось у скамейки. Он прошел бы мимо, потому что в здании жила не одна организация и люди всегда роились у входа. Он наверняка прошел бы мимо, потому что десять женщин могут образовать толпу ради пары босоножек. Но Петельникова остановил голос, который шел из центра этого людского скопища и который он где-то слышал.
