Дом учителя | страница 66
«Хоть ноги в тепле», – подумала Анна Аркадьевна.
Она столько билась с Любаней из-за неправильной одежды, столько аргументов приводила, включая убийственно-оскорбительные: «Глядя на тебя, не по погоде одетую, люди прежде всего думают, что тебе нечем хвастаться, кроме голых коленок и живота!»
– Юра дома? – спросила девушка.
Это, конечно, была Анжела. И она почему-то была знакома Анне Аркадьевне. Будто человек, увиденный в общественном транспорте, чей облик запал в память, и потом ты не можешь вспомнить, где его видел. Анна Аркадьевна определенно не ездила с Анжелой в кисловодских автобусах.
– Добрый вечер, милая девушка! Меня зовут Анна Аркадьевна. Я квартирую у Татьяны Петровны. Не соблаговолите представиться или просто поздороваться?
– Чего? Я эта… Анжела. Юра дома?
– Юра ушел минут десять назад.
– Куда?
– Не посчитал нужным мне сообщить.
– Давно?
– Повторяю: десять минут назад.
«Если она спросит еще и зачем, надо удержаться и не намекнуть ей, что мозги отморозила. Где же я ее видела? Почему она мне не нравится?» – думала Анна Аркадьевна.
У девушки были распущенные волосы, пружинками спускающие на грудь и спину, в тусклом свете лампочки над крыльцом – мышиного цвета, при дневном свете, возможно, золотистые или платиновые. Каждые десять секунд Анжела запускала растопыренные пальцы от висков до середины черепа и встряхивала волосы.
Они все теперь нервно встряхиваются и распушают гриву. Заметите, если понаблюдаете за голливудскими и отечественными артистками в телевизоре во время интервью. Илья не верит, когда Анна Аркадьевна, тыкая в экран, говорит, что эта воздушная, как бы естественная прическа, требует добрых полтора часа укладки в парикмахерской. Волосы оттягивают специальными утюжками и накручивают на фены с толстыми щетками. – Не веришь, иди сам посиди в дамском зале! – Очень мне надо! Если Любаня и ее подружки, как ты говоришь, встряхиваются, то ты, твои сверстницы в свое время, должны были иметь и осуществлять какую-то подобную манипуляцию. Какую? Анна Аркадьевна не могла вспомнить и проигрывала. Когда Любаня фигурировала пусть в отдаленно критической аргументации, у отца просыпалась способность стрелять по тылам противника. Благо, хоть чувство юмора не глохло, и он, разделяя стремление Анны Аркадьевны утеплить дочь, грозил пальцем Любане. Застудишь моих будущих родных внуков, я тебе приведу десять сироток на усыновление! Не отвертишься!
– Ладно, я пойду! – сказала дрожащая от холода, очередной раз взбудоражившая прическу Анжела.