Дурман | страница 27



— А может, попросить ее? — подумал с надеждой Иван. — Не такая уж она несговорчивая. „Так и так, дескать, раз у тебя новая жизнь, новое счастье, уходи, но только не проси много, не разрушай хозяйство…“ „Ну, ладно, — скажет она, — дом берите, вам оставляю, а мне давайте за него Кабатину“. И дадут, в наше время разве новый дом построишь? А без Кабатины — им конец, она их кормит…

— Авось не выйдет замуж снова! — вдруг пришла в голову Ивана спасительная мысль. И он за нее радостно ухватился. Будет жить у них, воспитывать сына в мире и согласии. Как королеву, будут ее почитать, пылинки сдувать. Так и для Пете лучше: вырастет в своем доме, среди своих родных. А они на руках его будут носить, выучат, в люди выведут. Ради Пете она согласится. А то ведь все бывает: не дай бог, вырастет лоботрясом, плохих дружков заведет — вот и покатился по наклону…

— Нет! — поджал губы Иван. — Такая молодая вдова, да всего с одним ребенком, да с таким приданым… Обкрутится снова, ждать не будет… да и мать еще тут… поедом ест.

7

Наконец-то Иван понял, почему его мать так относится к снохе. Вообще, жизнь раскрылась перед ним во всей своей сложности, со всеми неприятностями, все перепуталось в его голове, и чем дальше, тем больше. Ему хотелось найти оправдание для матери и осудить Тошку, но в голове его, как ржавый гвоздь, засела одна мысль: „Но в чем же ее вина? Работает, как вол, нянчится с ребенком и тише воды, ниже травы. Кто знает, может, и не выйдет во второй раз замуж, или от своей доли откажется…“

Сначала он украдкой наблюдал за ней, пытаясь разгадать ее мысли, узнать ее штаны. Но чем больше на нее глядел, тем сильнее росла в нем уверенность, что не проявит она великодушие, все до капельки возьмет себе. Неприязнь рождалась в его душе и перерастала в ненависть, сворачивалась в злобный клубок. Невольно, даже сам того не замечая, он стал видеть в ней чужого человека, даже врага. Он уже прятал от нее глаза, потому что в них вспыхивали искры ненависти и злобы.

Уже на следующий день Тошка почувствовала эту перемену, и сердце ее больно сжалось.

— И его уже настрополила! — всхлипнула она.

Теперь ей неоткуда ждать защиты. Даже если Иван будет только отмалчиваться, избегать разговоров с ней, будет косо на нее поглядывать — и это много. А если начнет придираться? Тогда она долго так не протянет, они ее сведут в могилу…

Пете! Только один он, ее маленький Пете, у нее остался! Он не откажется от нее, не бросит. И она будет жить только ради него! Один он успокаивал ее, один он давал ей силы сносить злые нападки свекрови…