– Но ведь ты говоришь, что взрослых надо слушаться и быть вежливой.
– Не всех и не всегда, но… – бабушка задумывалась и вздыхала: – В общем, тебе этого ещё не понять. Вежливость никто не отменял. Именно она отличает интеллигентного человека от всех прочих, помни это!
Я кивала. Но представление повторялось через день-два, когда дворовым кумушкам становилось скучно. Мне казалось, что так я защищаю бабушку, доказывая, что она правильно меня учит. Ведь они же взрослые люди и могут проверить любую мою фразу! Вдруг и проверяют, на самом деле? А потом тётю Иру бросил муж, и она с двумя дочками переехала жить в другую часть города. Представления закончились, а неуверенность осталась.
* * *
– Катя! Катюша! – вырвал меня из воспоминаний Добрыня. – Я уже всё равно на тренировку не успею. Давайте хоть позавтракаем вместе?
Мне неловко было ему отказать – человек вошёл в моё положение, работу предлагает… Но с начальниками и вообще с кем угодно на работе я спать больше не буду! Поэтому я сказала тихо:
– Простите, Денис, но я не хочу льстить вас тщетными надеждами… Я отношусь к вам с уважением, но не более, простите…
Добрыня не расстроился и улыбнулся широко:
– Надеждами кормить меня не надо, а вот без завтрака можно и копыта отбросить.
Не знаю, имелись ли у меня копыта, возможно, был и хвост с рогами, но сопротивляться и настаивать на том, что я не падшая женщина и не завтракаю с каждым встречным, сил у меня не было. Он подхватил меня под руку, вывел из парка и впихнул в кофейню-кондитерскую на углу. Пирожные, сэндвичи и что-то ещё под взбитыми сливками заполонили стол. Это тоже была не гречка. И я уже не плакала. Но от мысли, что я могу уехать, а значит, больше не увижу Машеньку и не поцелую Андрея, хотелось утопиться в горячем шоколаде.
Катя ушла, и в доме словно свет выключили. Пусто стало и неуютно. И душно вроде. Я даже окно открыл. Позвонила мама, спросить про внучку.
– Да здоровая уже, как штык, – пробурчал я. – Сидит, дуется на меня. Няню вызвал. Раз ей отец не такой, пусть сидит с Алиной Яковлевной.
– Что, и температуры нет? И носик не забит?
– Ничего, – ответил я.
Мама поудивлялась, а я, глядя на собственное нечёткое отражение в стекле, спросил:
– Мам, а я вообще грубый?
– О, Андрюш, откуда такие вопросы? – поразилась мама. – Ну, бываешь. Я твой молодёжный сарказм не всегда понимаю.
– Обижаешься?
– Да чего я буду на тебя обижаться? Я твоя мама. Тем более, что ты такой же, как отец в юности.
