Пчелам вовсе не хочется жалить нас; глупо думать, что, имея только один шанс воспользоваться жалом, они потратят его на вас. Если вас ужалили, считайте, вам оказали честь.
Поразительно, что мед пахнет цветами и соседними растениями: эвкалиптом, например, или фруктовыми деревьями. А когда строят высокие многоквартирные дома для лондонского офисного люда, то говорят (не знаю, так ли это на самом деле), что, отдавая дань окружающей среде, на самом верху размещают пчелиные ульи, чтобы пчелы делали местный мед. Потому что знаете ли вы, что медоносная пчела – вид, находящийся под угрозой? Но по сути ульи находятся так высоко, что, пока пчела слетит оттуда вниз, к цветам, она уже устанет как собака и будет просто не в состоянии вернуться и делать мед. Так что это ужасно. И жестоко. А посадить цветы на крышах этих домов нельзя, потому что никакие цветы так высоко не растут. Идиоты безмозглые.
Лепешка. Ли-пешка. Нет, лепешка. Правильно?
На работе мы печем лепешки. Толстенькие такие. С изюмом и без. Один раз в жизни я ела настоящие, самые настоящие лепешки. Это было в отеле на мамин день рождения. Мы пили там чай.
Огромный, похожий на сушилку для белья автомат, весь уставленный маленькими пирожными, миндальным печеньем пастельных цветов, роскошными шоколадными эклерами, – и лепешки тоже были.
Я-то знала только булки, похожие с виду на бейсбольный мяч, а вкусом – на мел, со штампованными фестонами по краям, бледные, твердые и тяжелые, с маленькими сосульками дрожжей, пробивающимися сквозь корку. Разогреть ее целиком в тостере невозможно – обязательно подгорит верх, а изюм высохнет до состояния горьких крысиных какашек. Криминал. После того как ее съешь, на нёбе остается какой-то сиропный клей вроде сырно-сливочной пасты и прилипает намертво, как паутина. Пакость.
Но эти лепешки были теплыми, в хрустящих салфетках и смотрели вверх своими глазками-дырочками, как цыплята. Верхушки смазаны золотистым яичным желтком, так что выглядели они блестящими и симпатичными, и все разной формы, все особенные, потому что сделаны были умелыми, любящими руками. Разламываешь их, а они будто сами распадаются: внутри мягкие, пушистые и почти тают под вычурным тяжелым серебряным ножом, будто воск со взбитыми сливками и пижонским джемом с косточками.
А наши – как галька с пляжа, размалеванная под страусиные яйца. Или сами страусиные яйца. Их подают с крошечной баночкой джема, такого липкого, что производителей следовало бы за это посадить в тюрьму. Горлышко у баночки такое узкое, что туда не залезешь ни ножом, ни вилкой, что еще отвратительнее, и в этих баночках недостаточно джема, чтобы целиком намазать хотя бы одну лепешку. Глупость. Взбитых сливок не дают. Вместо этого – маленький брусок дешевого соленого масла в фольге. МАСЛА.
