Закончив ужин, Маккензи уселся на скамью у самых перил и принялся наблюдать за жизнью участка — больше ему ничего не оставалось. Но после краткой ссоры пьянчуг наступило затишье. Никто не приходил и не уходил, и тишину, повисшую в зале, нарушал лишь храп пьяных да скрип пера сержанта–регистратора, что продолжал заполнять огромную книгу. Под этот аккомпанемент Томас и задремал, уткнувшись носом в скрещенные руки.
И сейчас, вырванный из сна грохотом подкованных сапог, он проснулся в весьма дурном настроении. Позевывая, Томас окинул взглядом пустой зал, увидел, как сержант–регистратор шепчется о чем‑то с очередным констеблем, и потянул из кармана часы. Полночь! Это уже не смешно. Совсем не смешно.
Томас откашлялся и поднялся, разминая затекшие ноги. Потом облокотился о перила и собрался уже окликнуть сержанта–регистратора, как дверь в участок распахнулась. На пороге появился высокий, худой как щепка, полисмен. Томас сразу отметил, что у него на рукавах были сержантские нашивки, а вот на высоком воротнике, прикрывавшем шею, не было букв, обозначавших принадлежность к дивизиону. Это означало, что полисмен был из центрального управления.
Не успел Маккензи и рта раскрыть, как сержант быстро подошел к столу регистрации, наклонился над ним, и принялся жарко о чем‑то шептаться с местными копами. Сержант–регистратор что‑то невразумительно бурчал, но потом, в итоге, принял из рук гостя большой лист бумаги и размашисто подписал его. Сержант из центрального тут же развернулся и направился к Томасу, застывшему у перил.
— Маккензи, выходите, — велел худощавый сержант, прожигая ученого взглядом злых маленьких глаз. — Быстро.
Томас нерешительно положил руку на перила и, исполнившись самых дурных предчувствий, бросил взгляд на сержанта–регистратора. Лицо толстяка, обычно бесстрастное, на этот раз выражало крайнее неудовольствие.
— Идите, сэр, — громко сказал он. — Вас переводят в центральное управление. Вы увидитесь со старшим инспектором Ллойдом. Вот ему и выскажете все, что собирались.
— Да уж выскажу, не сомневайтесь, — ответил Томас, распахивая калитку в загородке и выходя в зал. — И прошение Королевскому Прокурору подам, будьте уверены.
Толстяк — регистратор поморщился и тут же уткнулся в свои записи, разом позабыв о существовании беспокойного клиента. Сержант из Центрального Управления, не собираясь вступать в пререкания с Томасом, тут же бесцеремонно ухватил его за рукав и потащил за собой к выходу. Ошеломленный Маккензи даже и не подумал сопротивляться — спотыкаясь, следовал за сержантом до самого выхода, и опомнился, только когда его вытолкали в ночь, под мелкий и холодный лонбургский дождик.
