На следующее утро ко мне в комнату вошёл сам отец:
— Всё указывает на «бессмертного». Всё и все.
— Это клевета. Я знаю.
— Все в один голос утверждают, что именно он проник на оружейный склад. У него была такая возможность. Он воспользовался преимуществом свободного передвижения. И его не единожды видели в дворцовом квартале рабов.
— До недавних пор. Я запретила ему появляться там. Он не бывал в квартале уже давно, — сорвалось у меня с языка.
— Но несколько людей упорно свидетельствуют об обратном.
— И все они, как один, лгут! Я знаю это, потому что…
— У меня ещё есть в запасе время. Мои верные люди пытаются докопаться до правды параллельно с обычными «ищейками и дознавателями».
— Отец. Он принёс клятву… Он не мог её нарушить.
— Он поклялся защищать тебя. Да. Но разве сейчас речь идёт о твоей жизни?.. Смирись с услышанным. Его держат в темнице, и там он и останется. До тех пор, пока не станут известны детали. Но шансы у него невелики. Всё говорит против него…
Отец покинул покои. А внутри меня на несколько мер времени мир словно застыл без движения. В невиновности Инсара я не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что, не найдя виновных, на него спустят всех собак. Нужно было узнать, кто за всем этим стоит, но для начала — вытащить его во что бы то ни стало. Я приказала себе успокоиться и попросила охрану призвать ко мне одну из прислужниц — юркую, неприметную, но расторопную девицу, прозванную кем-то «Мышь». Через неё я передала записку с указаниями своим верным людям.
В Далмате мне втолковывали, что какое бы ни было положение при дворе, всегда следует обзавестись собственными сторонниками. И я обзавелась. Самое время использовать их. Отец уже снял усиленную охрану, оставив лишь привычное количество стражей. Не думаю, что у меня возникнут сложности с ними… Мой план был прост: тайком передать записку Инсару и вложить через поверенных в его руки лезвие, предоставив ему разобраться с охраной, встретить в условленном месте и вывести тайными тропами.
«Мышь» вернулась через некоторое время, доложив, что всё исполнено в лучшем виде. Впереди забрезжила надежда, усиливающаяся с приближением вечера. Но вдруг в комнату вошли трое из охраны отца и, схватив меня, потащили к отцу.
Правитель прохаживался в своих покоях. Удушливо тянуло благовониями.
— Прочь, — велел отец стражам, когда меня доставили прямиком к нему, — ничего не хочешь мне сказать?
— А должна?
— Должна. Может быть, ты расскажешь, как ты спуталась с рабом… С рабом, Артемия! — голос отца гремел.
