Я могла бы спросить – и наверняка когда-нибудь обязательно спрошу – у него напрямую, однако он вряд ли скажет мне правду. Вместо этого он скажет, будто думал о том, что на обед, или же вспомнит какую-нибудь рассказанную ему одной из медсестер интенсивной терапии шутку, либо что он был готов убить ради чашечки кофе.
Что касается меня, то я чувствую заряд бодрости. Думаю, дело во всплеске адреналина, который начался, когда я услышала, что мы собираемся давать ритуксан мистеру Хэмптону, а потом усилился после звонка радиолога по поводу Шейлы. Что, если мы убьем его и не сможем спасти ее?
Питер замолкает, и Шейла начинает тихонько плакать. Он уже собирается выходить, и студент плетется за ним следом. Мы все слишком заняты. Уверена, что и без этого неотложного случая у него было работы выше крыши. И нет времени, чтобы быть более деликатным.
Шейла выглядит так, словно внутри нее происходит борьба. Она боится, однако при этом напоминает себе, что уже не ребенок и нужно перестать плакать. Мне хочется дать ей понять, что ее чувства – совершенно нормальные в данной ситуации.
– Это все непросто, – говорю я в надежде, что это не усилит ее тревогу, и сожалея, что не могу остаться в палате с ней и ее родными. Вместо этого я протягиваю ей коробку с носовыми платками и в спешке выбегаю вслед за Питером. – Я еще вернусь, – обещаю я. – Мне нужно задать ему еще пару вопросов.
Я застаю Питера на сестринском посту, разговаривающим по телефону с доктором Мартином, лечащим врачом Шейлы, которому сегодня утром во время обхода было не по себе от того, что ему дали в качестве пациента Шейлу. «Мы можем дать ей СЗП? Тромбоциты?» Он хочет хоть как-то ускорить свертывание ее крови – с помощью свежезамороженной плазмы или переливания тромбоцитов, – чтобы операцию можно было провести как можно быстрее без дополнительного риска. Когда же Питер вешает трубку, то с ноткой раздражения в голосе сообщает нам, что, согласно доктору Мартину, переливание не ускорит время свертывания крови у Шейлы, так что нам всем придется просто ждать.
Питер слишком вежливый, чтобы открыто сказать что-то в этом духе, однако я подозреваю, что он чувствует, будто от него просто отделались, – словно врач онкологии, и без того недовольный тем, что ему дали пациента с необычным заболеванием крови, теперь, когда у нее обнаружилась проблема хирургического характера, был еще меньше настроен вдумываться в ситуацию. С другой стороны, он попросту мог быть раздосадован тем, что не в силах как-либо ускорить процесс.
