Нет, вряд ли убитый лейтенант был внуком тетушки Олегарии. Ведь она ничего не говорила мне о повышении. Конечно, он мог познакомиться со своей Ирене, когда перешел на фашистскую территорию, девушка-то не здешняя. Из писем мало что можно о ней узнать, видно только, что образованием не блещет, как сказал бы Пико. Такая вот, например, строчка: «Люблю тибя, навеки твая». Впрочем, безграмотностью у нас никого не удивишь: разве не писала мне кузина Жульета: «Дарагой Льюис, абажаю»?
Фалгера-де-лос-Кабесос, суббота, 9 октября
Местность, которую мы заняли ценой больших потерь, представляла собой голую равнину, серую, словно песок для чистки котлов; вокруг — такие же голые скалы. Их вершины правильной формы походили на усеченные пирамиды; на рассвете и на закате, когда солнце стояло низко над горизонтом, на землю ложились косые, угловатые тени и окрýга напоминала Грифову падь[15] в Оливеле. В этом имелось свое очарование: склоны гладкие, линии чистые; жизнь грязная и тяжелая. Шикле и Побла-де-Ладрон остались позади, и выжившие бойцы нашего батальона блуждали из кратера в кратер, точно по лунной поверхности. Теперь мы были передовым отрядом на вражеской территории.
Однажды мы оторвались от своих — два дня без воды и пищи. Встали лагерем у подножья крутого склона, куда не долетали ни пули, ни снаряды, однако все подступы простреливались из орудий и пулеметов. Двое снабженцев потайными тропами пригнали к нам мула, груженого провизией; на обратном пути в двух шагах от них разорвался снаряд, и несчастному животному разворотило брюхо — оно лопнуло, точно бутон гигантской розы. Три дня спустя с той стороны потянул ветер, и до нас долетел запах падали, особенно мерзкий в этих величественных безмолвных краях. Эх, взять бы да обратиться в каменные статуи!
Но вот и горная равнина осталась позади. Враг отступает, хочет, видно, обойти наш батальон сзади и отрезать от основных частей; теперь нас отделяет друг от друга протяженная долина, от двух до семи километров в ширину — «ничейная земля». Несколько деревушек здесь уцелело, но жители их покинули.
Лос-Кабесос — холмистая местность, поросшая густым и тенистым лесом; повсюду ручьи и речушки; хлев, в котором мы расположились, стоит на берегу одной из них, так что я могу наконец-то искупаться в глубокой запруде, где вода доходит мне до подбородка. Кроны вязов и тополей красуются разными цветами, от зелено-желтого до темно-красного, а на излучинах реки лежат сочные луга. Там пасутся коровы и козы крестьян из деревушек, оставшихся у нас в тылу; жизнь в них вошла в свою колею, как только линия фронта окончательно установилась. Думаю, местным безразлично, что за флаг развивается на позициях, прикрывающих их жилища. «Все мы из одного теста», — помнится, говорила тетушка Олегария.
