И вот он пропал. Напрочь.
Искали Витька три дня. Сами искали, своими скромными силами, хотя уже собирались и всякие другие лесные люди помогать.
Все надеялись справиться. Не хотелось поднимать шумиху — пресса, егеря, вертолёты, маломерные суда, бригада Гагрида на подходе, и вот это вот всё...
Честно сказать, я его уже списал на медведя. Потому как именно у мишек такая гадкая привычка — добычу уносить, ныкать, засыпать ветками, чтобы подтухла. Витамин тогда образуется, нужный медведю витамин, да и переваривать зверушке легче.
По всем опросам выходило, что пропавший выбрался из канавы с целью культурно отлить не совсем уж на рабочем месте. Метров двадцать пути.
Степаныч в сотый раз зашел в заросли там, где заходил в них Витёк. Присмотрелся, близоруко прищурившись к хвое, словно бы искал следы. Впечатления следопыта он не производил, но что ещё оставалось?
— Хоть бы кепочка какая осталась, — злым голосом произнёс Степаныч, — или коронки зубные.
— Угу, или нога — хмыкнул Прум.
— Почему нога? Зачем нога?
— А сам подумай, куда бы он без ноги ушёл? Сразу бы и нашли… прям тут.
Ни ноги, ни кепочки, ни зубной коронки, ни даже зарубок или собственноручных записок не наблюдалось. Наблюдалась холодная горная тайга, то есть — редкие чахлые лиственницы толщиною с руку с редкими кустами кедрового стланика и зарослями полярной берёзки.
Дальше, чуть ниже шла большущая марь с гривами, что редкость тут, но вот так повезло, и облако. Но облако не наблюдалось, а наблюдало. Наверное, ему было щекотно от того, что мы движемся внутри.
К вечеру вернулись все, кто искал Витька. Мокрые, злые, грязные, потные. Мастерски плевали сквозь зубы, на землю. Потом курили папиросы «Беломорканал», говорили хрипло, матерно и просили ещё чаю. Храбрились, выражали надежду, но с пониманием близкой беды. Словно бы не просто матерясь, а отгоняя зло, как это и было в своё время задумано человеком, что придумал произносить вслух всякое непотребство.
Прикинули, куда идти завтра, народ разошёлся по балкам и палаткам, а я остался, чтобы выйти на связь и доложить ситуацию.
Из темноты и воды облака показался повар.
Лицо его светилось мягким зеленоватым фосфорным светом, в глазах бегали бесенята и пинали зрачок копытцами.
— Николаич, Степаныч сказал, чтобы ты пока на связь не выходил, чтобы ты срочно на склад, на вещевой… говорит, чтобы один шёл и никому ни слова, мол…
— Вы охренели, страстотерпцы, какие тут тайны, третий день все на ногах, нервы в хлам, а вы мудрите.
