Дранг нах остен.
На горы село облако. Третий день вокруг густой серый туман, переполненный мельчайшими каплями дождя. Дождь никуда не идёт, а просто существует в тумане. Звуки глухие, редкие и на самом краю возможностей расслышать. Такая погода чрезвычайно помогает работе воображения, отчего слух улавливает иногда плеск далёких тропических морей. В реальности удерживают мох и камни под ногами, скользкий мох и скользкие камни. А ещё на душе тоскливо необычной, округлой и сырой тоской. Наверное, именно в такую погоду погибли мамонты. И никуда не уйти. Вокруг тайга, горы, до ближайшей проезжей дороги неделя пешего пути.
Вчера из канавы исчез горнорабочий. Витёк. Уже к вечеру стало понятно, что человек пропал. К утру так и не нашёлся. Неординарный, между прочим, человек. Под два метра ростом, с яркой, как халькопирит, соломенного цвета шевелюрой, он тем не менее ухитрялся быть незаметным. Вроде и есть где-то, а вроде и нету его вовсе. Да и «ухитрялся» — это не о Витькé. Простой, как паровоз, но всё же не хуже воровства. Хотя и на грани, можно сказать. Странный человек.
И фамилия у него — Штайер. Он немец.
Именно Витёк перед самым Новым Годом просил у меня со Степанычем бинты, вату, йод и скальпель, всерьёз вызвав этой просьбой нешуточное волнение насчёт казенных хлопот с лишившимся ума огромного размеру человеком посреди тайги на высоких горах.
— Зачем тебе, сиромаха, — спросил Степаныч.
— Так свиней кастрировать надо же?
— А ты их кастрировал когда-нибудь?
— Нет. Но ведь надо.
— Да ты у нас герой…
Именно Витёк подавал мне заявление с просьбой выдать зарплату золотом, аккуратно расписав, кому сколько и зачем. Даже тёще заказал сто грамм на зубы.
— А как писать: золото или золота?
— А что там?
— Заявление.
— Дай взгляну… ах ты ж, мать твою, заботливый какой…
В обоих случаях он стал жертвою розыгрыша. Но этим и ограничилось. Разыгрывать Витька — занятие простое, как игра в «опездола»[5], быстро превратилось в признак дурновкусия и нечеловеческой жестокости разыгрывающего, на чём и прекратилось вовсе.
Именно Витёк утопил насос на самодельном понтоне посреди ёмкости с раствором цианида и пытался нырнуть за ним.
Успели, удержали. Витёк испытывал интерес к работе технической, любил большие автомобили, дробилки, бульдозеры. Техника Витькá не любила. Иногда агрегаты ломались только от того, что он к ним прикасался. Флуктуативный луддит, так называл его я, я же умник. «Смертьмашинам» — так называл его Степаныч. Решили убирать. Отправили со сложного производства на простое — проходку канав. Лом проще понтона, сломать тяжелее, а кирку ему не давали. Да и под приглядом постоянно, бригада четыре человека и геолог. От людей и техники далеко, на отшибе. Из этого и исходили. Стало спокойнее.
