Прямо на повороте торчал высокий каменный столб, на котором вырезана была надпись печатными буквами.
Мы подошли поближе. Лёлик, шевеля губами и водя пальцем по строкам, попытался осилить текст.
— Ну, чего пишут-то? — нетерпеливо осведомился Серёга.
— Ишь, прыткий какой… — пробормотал Лёлик и, откашлявшись, по складам прочитал: — Ти-бур-тинская до-ро-га. До Рима пять мил-ла-риев.
— Это сколько же топать?! — возмутился Раис.
— Чего это за милларии такие? — с подозрением спросил Серёга.
Лёлик достал свой справочник, пошуршал страницами и выдал:
— Милларий — римская миля. В ней одна тысяча пятьсот девяносто восемь метров.
— Стало быть, — прикинул я в уме, — километров восемь. Так что почти мало.
— Ничего себе мало! — обиделся Раис, будто в этом была моя прямая вина.
Мы пошли дальше. Через некоторое время обнаружилась невдалеке от дороги небольшая каменная беседка с изящной колоннадой.
Возле неё гуртовались давеча прошедшие козы.
— Никак водопой! — обрадованно воскликнул Серёга.
Мы торопливо направились к беседке.
Внутри неё имелась прямоугольная стенка, облицованная палевым камнем и украшенная барельефом нахальной бородатой рожи с рожками и игривой ухмылкою. Из стенки торчала медная труба, из которой в круглую каменную чашу чистой струйкой стекала вода. Уже из чаши тянулся желоб до располагавшегося вне беседки длинного каменного корыта с низкими бортиками, откуда, толкаясь и мемекая, утолял жажду мелкорогатый скот.
В беседке торчал один из пастухов, крепкий детина, весь заросший чёрным курчавым волосом. Он наполнял водой кожаный бурдюк на пару литров.
Мы ввалились внутрь, стали пить из чаши, кто хлебая прямо из неё, кто зачёрпывая воду в ладошки.
Пастух вытаращился на нас с изумлением, перемешанным с испугом; он осторожно отодвинулся в угол беседки, где затих, глазея без зазрения совести.
Раис, напившись, поглядел на пастуха. Тот с восторгом уставился на медную каску нашего друга и стеснительно хехекнул. Раис внимательно изучил бурдюк, который пастух заботливо прижимал к груди. Бурдюк был славный: из хорошо выделанной мягкой кожи с завязками из витых ремешков с костяными шариками. Имелись также широкие длинные лямки.
Раис придвинулся к пастуху и напористо предложил:
— Эй, продай сосуд!
Пастух недоумённо ухмыльнулся, обнаружив вопиющее отсутствие передних зубов.
— Я говорю, бурдюк продай, — повторил Раис, достал серебряную монету и для убедительности повертел у пастуха ею перед носом.
