Не понимая, Вадим перевернул листок. Посередине его, написанные слегка измененным, но все тем же почерком, были еще две строчки.
На коленях у случая карлик, а рядом гигант,
Закипает в котлах, шевелясь, человеческий клей.
Час от часу не легче, подумал Вадим. Почерк абсолютно не мой, но это еще ладно, бог с ним. Никогда в жизни, даже в шутку, я не писал стихов. Даже мысли об этом не было. Ошеломленный, он тряханул головой. Еще раз он перечитал текст. На кого это похоже? На Гумилева? Может быть, хотя тоже не очень. Или это мой собственный яркий творческий почерк? Хороший газ, подумал он. Веселый. Искоса, с подозрением он глянул на Ратмира.
– А музыки я не сочинял?
Ратмир немного помолчал, прежде чем ответить.
– Нет.
– И на том спасибо.
Вздохнув, мгновенье помедлив, он запихнул в рюкзак противогазы, свой и Ратмира.
– Ладно, – сказал он. – Пойдем понемногу. Хватит отдыхать.
Выбравшись из тележки, по узкой бетонированной тропинке они пошли вдоль пути. Проводов и кабелей по дну туннеля не было, стены были гладкие и голые, железная дорога была не электрифицирована, поезда по ней когда-то явно таскал дизельный электровоз. Вот будет штука, подумал Вадим, если из туннеля, издали вдруг покажется встречный поезд. Да нет, глупости, невозможно. Заброшено давно все. Впереди, на путях, показалось что-то непонятное, они включили фонари – кусок выломанной бетонной плиты из потолочного свода лежал, накрывая рельсы; наполовину накрывая его и съезжая к стене туннеля, на нем высилась груда песка. Халтурненько строили объект, подумал Вадим, вот уже своды обваливаться начинают, хотя, с другой стороны, когда это было, лет сорок, видимо, прошло, лет двадцать, наверно, за этим никто не наблюдает, не так уж все и плохо для такого интервала, в конце концов. Сколько нам еще идти, наверно несколько километров, наверно, будут еще завалы, не дай бог, если будет непроходимый и из-за него придется возвращаться, это плохо, это совсем не хорошо. Они с Ратмиром перелезли через завал. Долго, по ощущениям не меньше полутора часов, шурша подошвами по бетонной тропе, они шли по туннелю. Путь был почти прямым, нигде не чувствовалось сколь-либо заметного поворота и нигде не было разветвления туннеля на два рукава – слава богу, подумал Вадим, тогда бы точно копец, поди догадайся, в какой идти.
Хорошо мыслили в советские времена, подумал он, все четко, прямолинейно, никаких оппортунистических ответвлений, одно удовольствие идти. Впереди в туннеле стало различимо что-то массивное; подойдя, они увидели, что это поезд. Похожая на сжатый кулак буферная сцепка последнего вагона торчала в пустоту, сверху капало; включив фонари на касках, десятка два метров они шли, протискиваясь, вдоль состава, пока через несколько вагонов не уперлись в песочный завал. Накаркал, подумал Вадим. Неужели все? Впрочем, нет, если поезд длинный, то, возможно, завал накрывает его не целиком, попробовать пройти сквозь поезд. Вагоны были нестандартными и простенькими, потянув ручку двери, Вадим налег на нее; отклеившись, она открылась; поднявшись на подножку, они вошли в вагон. Похоже на электричку, два ряда таких же простеньких деревянных скамеек. Если переходы между вагонами такие же, как в электричках, то еще есть надежда, подумал Вадим, пойти и проверить, понять. Дойдя до конца вагона, он толкнул дверь, без усилий пройдя в связывающую муфту; следующая дверь, хотя со скрипом, но все же открылась, так же, по гофрированным муфтовым переходам, они прошли два или три вагона. Дойдя до очередной двери, Вадим потянул ее; нехотя, скрипя, дверь наполовину открылась, за ней была толща слипшегося песка. Светя фонарем, Вадим взглянул вверх – муфта, видимо, прорвана, нигде ни щели, ни просвета. Отойдя от двери и вернувшись в вагон, он сел на скамейку. Так это что, получается – все? – подумал он. Я не прошел, мы не прошли, надо возвращаться и ничего не получается сделать? Глупо, обидно, черт, ведь так хорошо, так, в общем-то, удачно все начиналось. Вскочив, он прошелся вдоль скамеек. Когда-то здесь ехали люди; старые, запыленные, на скамейках валялись старые газеты и какие-то исписанные листки, вырванные страницы недоразгаданных кроссвордов, в углу на одной из скамеек было брошено пыльно-синее, с торчащими спицами вязанье. Видимо вагон покидали аврально, подумал Вадим, видимо, тогда же, после завала по туннелю вдоль поезда вывели всех. А теперь придется уходить нам. Плохо, обидно, промашка, все, что было, не в счет. Заторможенный, он сел на скамейку. Скользнув взглядом по ней, увидев покрытый пылью технический справочник и торчащий из него конверт, машинально он вытащил конверт и из конверта вложенное в него письмо. Раскрыв сложенные листки, светя фонарем, сначала так же машинально, потом слово за словом вчитываясь в смысл, он прочитал тесные, бегущие, круглым летящим почерком написанные строки.
