Три дня стояли на мосту противоборцы. И только увещевания и слёзы престарелого архиепископа Иыон остудили горячие головы. Владыко «плаката сильно и рекох: — Кто мог озлобить толикое множество людей моих, смирить величие моего города? Кто понеже тот враг, знающий, что только усобицы сметут нас, только раздор низложит нас».
Вечером Афанасий передал письмо Алексею и Денису. Тайнописью заниматься было некогда, сообщил открыто. Письмо свернул трубочкой, обвязал шнурком, наложил сургучовую печать. Потом он всю ночь и следующий день искал Стёпку и Ванятку. Не нашёл. Обоих видели на мосту в момент боя. После их не стало. Не оказалось их и среди убитых. Следовало предположить, что их сбросили в студёные воды Волхова. И вот тогда Афанасий впервые почувствовал боль в душе, нечто вроде болезненного укола, после которого наступила горечь. Почему-то вспомнился встреченный им в лесу волхв, его чёрные руки и ступни, пронзительный взгляд, свидетельствующий, что отшельника не мучают сомнения. Старик всю свою жизнь отдал лесу и вряд ли знал, что такое святость, но был уверен в своей нужности матери-земле. Бродя по разорённому городу, слыша вокруг плач и стенания, Афанасий невольно задал себе вопрос: то ли дело делает он, проведчик московского великого князя?
В его памяти вдруг всплыла усадьба отца, сожжённая бродячей ордой. Чем его деяния лучше того, что сотворили нехристи?
Он вернулся на постоялый двор и несколько дней не выходил из своей комнаты, наказав Василисе присматривать за Орликом. Жалостливая богатырша приносила приезжему ганзейского вина, спрашивала, отчего он так грустен. Афанасий отмалчивался. Потом Василиса сообщила, что в реке поймали трупы Ванятки и Степана.
— Как народ взбулгачили! — вздыхала она. — Будто Мамай по Новгороду прошёл. Люда-то погибло — страсть! А всё бояре-кровопийцы, гореть им в аду! Одно слово — господари. Ныне в Грановитой палате сидят, думы думают, как народ новгородский извести.
В следующий свой приход она сообщила:
— На Торговой стороне только и слышно, что надо под государя Ивана идтить. Тогда, мол, боярам можно укорот дать. А Михалчич, слышь, новы зубы вставил! Ему лекарь-немчин золотые изготовил. Теперь ходит по улицам, зубами сверкат, смехи! Право! Грозится с латынянами дружбу учинить!
Афанасий делал вид, что слушает внимательно, хотя оставался равнодушным к новостям. Как опытный проведчик, он понимал, что своё дело сделал. Вражда между Торговой стороной и Софийской достигла такого накала, что примирение невозможно. Сейчас посадский и бояре ищут выхода — что предпринять. Каждый из них хорошо понимает, что если им вступить в союз с тевтонами, те хлебом их не обеспечат. Будущее вершилось в сегодняшних делах, подгоняя время. Но жизнь — это привычка к устоявшемуся, изменения в ней происходят медленно, проникая в души людей, становясь желанными. Тут и ответ, когда Совет господ примет решение.
