Первое, что мыслю, думцы, надобно власть крепить. Будет она в одних руках и сильная — никто нас не одолеет. Власть моя от божественного Августа римского, а посему превыше неё ничего нет и быть не должно! На том стою и за это крепко биться буду!
Непокорство далее терпеть — всё равно что Росию в гроб уложить. Божий перст указует: се гряди! Но не с соседей начинать надобно...
Князь помолчал, оглядел насторожившихся бояр, стараясь не встречаться взглядами со своими братьями — Юрием и Андреем Большим, сидевшими в первом ряду. Те нахмурились, переглянулись. Иван обыденно сказал:
— Ведомо вам, думцы, что Москва поделена на три отчинных удела между мною и моими братьями. В каждой отчине свой суд, стражи, мытари. И любой из вас знает: оттого разор Москве великий учиняется. Правежа единого нет. Смертоубийцы, лихоимцы, тати, насильники из одной отчины в другую, яко зайцы, бегают, от суда скрываются. С приезжих купцов, бывает, по три пошлины берут. Князья-отчинники свои монеты вводят, одной меры нет ни по пуду, ни по аршину, у всякого своя мера. Смешно, думцы, в аршин Китай-города умещается полтора аршина Оружейной улицы. Нет за городом единого призора. Каждый удел от пожара в одиночку бережётся, улицы застраивают вкось и вкривь. Потому и говорю: не с соседей-князей начинать надобно, а с нас самих. — Великий князь повысил голос. — Мы пример остальным покажем! С московских князей Руси единой начинаться! Потому повелеваю: в первопрестольной отчины отменить, отныне в ней будет власть одна — моя, великокняжеская. И суд один, и стража одна, а тако же и всё остальное! — Только сейчас Иван прямо и строго взглянул на своих братьев.
Крупный, ширококостный Андрей, прозванный за дородность Большим, вроде бы остался безучастным. Но вспыльчивый, лёгкий на подъём Юрий, побледнев, в сердцах произнёс:
— Что ж, брат, с нами не посоветовался?
Среди бояр стоял невнятный бубнёж. На их глазах совершилось неслыханное: государь отбирал у родных братьев московские отчины. Бояре приподнимались с лавок, чтобы из-за чужих спин взглянуть на братьев Ивана. С возгласом Юрия бубнёж усилился. Многие закуделили свои бороды в глубокой задумчивости, ибо поняли: наступает то, что Джан Батиста Тревизан называл самодержавьем. По выражениям лиц князей Иван видел, что многие недовольны. Советоваться с братьями он не стал, зная, что его решение вызовет бурный протест Юрия, а тот в запальчивости мог сказать самое дерзостное и гадкое. Иван не хотел ссоры и считал, что сможет её избежать, если объявит указ на общем сборе бояр. Юрий быстро ярится, но легко отходит, главное — не дать ему впасть в гнев попервоначалу, прилюдно учинить ссору он не решится. Расчёт был точен. Юрий больше ничего не сказал, опустил голову. Молчал и Андрей. Иван облегчённо вздохнул.
