— Кто брёвна в стены клал, отче?
— Сам, — кратко ответил тот.
— Брусишь, отче! Тут сила немалая потребна.
— Сам, — сухо повторил отшельник.
— Добро. Поверю. Зачем на нас морок навёл?
— С оружием вы в гости ехали, а у меня другой гость был.
— Что медведя лечил — то ладно, всякий зверь — божья тварь. Но чую, заклинания ты ведаешь, ладно ли это?
— А разве христианские молитвы — не заклинания?
При ответе старика Дмитрий вновь возмутился, хотел что-то сказать, но уже Афанасий толкнул его локтем, мол, молчи и слушай. Отшельник вдруг улыбнулся, произнёс:
— Приедешь ты ко мне, Афанасий, ещё много раз. Но уже один.
В его словах прозвучал, как показалось проведчику, намёк. Он нахмурился.
— Откуда тебе моё имя известно? Грядущее ведаешь?
— Ведаю. И скажу заранее, много тебе предстоит узнать, сыне, многажды меня вспомнишь добром. Сведаешь ты и магометанство, и Буту, и веру индиянскую, с умными людьми познакомишься. Тогда и найдёшь свой путь!
— Бута — это кто?
— Мудрец земной. Жил задолго до Иисуса. Много людей на Востоке в его вере пребывают...
Дмитрий, ерзавший на лавке, вновь перебил отшельника.
— Всё то ложь и наваждение сатанинское! Одна вера истинна — православная!
— Магометане считают иначе, — безразлично заметил хозяин избушки, поглядывая на Афанасия. А предки русичей пребывали в балховстве, по-нынешнему — в язычестве, о христианстве и не помышляли...
— Брусишь непотребное, старик! — гневно воскликнул младший воин. — Православие испокон веков на Руси! И деды наши Иисуса почитали, и прадеды! А вот у тебя ни одной иконы в жилье нету! Перекреститься не на что! Это как?
Чтобы оборвать опасный разговор, Афанасий поднялся с лавки. Тотчас вскочил и Дмитрий, им вдруг овладел страх. Теперь старик не отрывал от младшего путника своих сверкающих глаз из-под седых кустистых бровей и молчал. Ковыльные волосы его почти закрывали лицо, отчего огненный взгляд волхва, казалось, проглядывал сквозь заросли белой травы. Афанасий на всякий случай спросил:
— Лекарь из тебя добрый, отче?
— Не лечу я людей.
— Пошто так?
— Зарок на мне, — мучительно трудно выдавил отшельник. — Не велит он людей врачевать.
— Грядущее далеко зришь?
— Зоркости во мне нет прежней. Что вижу — как в тумане. Слабею, сыне. Замены жду.
— Добро! — думая о своём, заключил Афанасий. — Великий князь Иван Васильевич никому не препятствует селиться на его землях, лишь бы его воле покорялись и десятину в казну вносили. — Он многозначительно помолчал, ибо отшельник вряд ли делал то и другое, добавил: — Доложу я о тебе...
