на которое дурак до сих пор не отвечал. Война же с дворником не прекращается, и вчера ещё я с ним повозился. Мне его жаль, но делать нечего; я упрям и хочу переспорить весь дом — включая тут и пиявок. Я перед тобой кругом виноват, в отношении денежном. Были деньги … и проиграл их. Но что делать? я так был желчен, что надобно было развлечься чем-нибудь. Всё Тот
[375] виноват; но бог с ним; отпустил бы лишь меня восвояси. Письмо твоё не перед мной: кажется есть что-то, на что обязан я возразить — но до другого дня. Пока прощай. Цалую тебя и детей, благословляю всех троих. Прощай, душа моя — кланяйся сёстрам и братьям. Сергей Ник.<олаевич> на днях в офицеры произведён, и хлопочет о мундире.
[376]А. П.
Комментарий
Автограф: ИРЛИ, № 1519.
Впервые: ВЕ, 1878, март, с. 19—20. Акад., XV, № 961.
Основанием для датировки являются слова Пушкина о том, что Сергей Николаевич «хлопочет о мундире». 29 июня С. Н. Гончаров явился к Пушкину уже в мундире (см. письмо 59).
59. 30 июня 1834 г. Петербург
Твоя Шишкова ошиблась: я за её дочкой Полиной не волочился, потому что не видывал, а ездил я к Александру Семёновичу Ш.<ишкову> в Академию, и то не для свадьбы, а для жетонов,[377] autrement.>а[378] История же о княжнах[379] совершенно справедлива, и я не вижу тут ничего смешного. Благодарю тебя за милое и очень милое письмо. Конечно, друг мой, кроме тебя в жизни моей утешения нет — и жить с тобою в разлуке так же глупо, как и тяжело. Но что ж делать? После завтрого начну печатать Пуг.<ачёва>, который до сих пор лежит у Сперанского.[380] Он задержит меня с месяц. В августе буду у тебя. Завтра Петергофский праздник,[381] и я проведу его на даче у Плетнёва вдвоём. Будем пить за твоё здоровье. С хозяином Оливье я решительно побранился,[382] и надобно будет иметь другую квартиру, особенно если приедут с тобою сёстры.[383] Serge ещё у меня, вчера явился ко мне в офицерском мундире,[384] и молодец. История о том, как Ив.<ан> Ник.<олаевич> побранился с Юрьевым и как они помирились, уморительно смешна, но долго тебе рассказывать. Из деревни имею я вести неутешительные. Посланный мною новый управитель[385] нашёл всё в таком беспорядке, что отказался от управления и уехал. Думаю последовать его примеру. Он умный человек, а Болдино можно ещё коверкать лет пять.
Прости, жёнка. Благодарю тебя за то, что ты обещаешься не кокетничать: хоть это я тебе и позволил, но всё-таки лучше моим позволением тебе не пользоваться. Радуюсь, что Сашку от груди отняли, давно бы пора. А что кормилица пьянствовала, отходя ко сну, то это ещё не беда; мальчик привыкнет к вину, и будет молодец, во Льва Сергеевича. Машке скажи, чтоб она не капризничала, не то я приеду и худо ей будет. Благословляю всех вас — тебя цалую в особенности.
