— То, что они ползали, — сказал писарь, — означает, что вскоре нечисть возьмет нас за жабры… Это знак! Мы должны образовать братство ведьмоборцев и до конца жизни бороться с нечистью.
— Я готов! — пылко заявив паныч.
— Как вас зовут, храбрый юноша? — спросил Омелько.
— Граф Хих, — ответил тот.
— Вы из Австрии, пане граф?
— Jа.
— Прекрасно. Вы будете отстаивать наши идеи там… Вас, кум, я знаю. За нами Львов. Панове, — торжественно промолвил писарь, запихивая руку за пазуху, — давайте на кресте поклянемся…
Хих закашлялся.
— Вам плохо?
— Немного… Скажите, сколько сейчас раков на столе?
— Четыре, — ответил Омелько.
— Значит, нас тоже должно быть четверо.
Братья задумались. Хих тяжело дышал, что-то тут явно пришлось ему не по вкусу. Пан Бень не сводил глаз с проклятых раков, а писарь таинственным взглядом искал среди присутствующих единомышленников. Все были изрядно навеселе, и каждый нес какую-то ерунду. Нет, такие высокие идеи не для них. Однако Омелько не терял надежды.
Музыканты сели передохнуть и осушить по чарке, когда двери шинка приоткрылись, и внутрь ворвался немного свежего воздуха. Пригнув голову, человек с саблей на боку переступил порог. За его плечами мелькнула лунная ночь. Никто не обратил особого внимания на прибывшего, кроме, конечно, Омелько, что узнал в нем курьера бургомистра.
Христоф прошел мимо них, поздоровавшись легким кивком, и направился к корчмарю, что клевал носом за стойкой. Омелько услышал, как он попросил приготовить еды на три дня и постель. Стецько в тот же миг двинулся в погреб, а Христоф, скучающим взглядом окинув присутствующих, сел за стол. Фигура магистратского писаря вкрадчиво выросла слева от него.
— Дай Бог счастья, пан Христоф, — поздоровался Омелько.
— Дай Бог и вам, пан писарь, — ответил тот.
— Вы, я вижу, снова в дорогу?
— Да, отправляюсь на рассвете.
— Далеко?
— Как поведется.
Омелько сел рядом.
— Тут, пане Христоф, плохо вам будет ночевать, — сказал он, — всевозможная мошкара и глаз не даст сомкнуть.
— От, — засмеялся тот, — когда б то привыкать, пане Омелько…
— А идите ко мне, — предложил писарь, — я тут недалеко живу, за полем.
Христоф попытался отказаться, но Омелько так настойчиво взялся его уговаривать, что тот вскоре оставил попытки. Появился Стецько с большой торбой, но ему сообщили, что писарь сам спровадит магистратского посланника в дорогу. Писарь, под злой взгляд шинкаря, вывел курьера на улицу. Фонарь и луна осветили фигуры наших героев-ведьмоборцев.
