— Вот ведьма, — вполголоса сказал Омелько, — гуляет тут среди честного люда…
— И стыда нет, — послышалось сбоку.
Оба — и писарь, и пан Бень закрутили головами. Паныч уже сидел рядом с ними и обмахивал потное лицо шляпой, словно веером.
— Что за чертовщи…
— …на, — добавил гость.
— Хе, вы плохого не подумайте, — поспешил добавить Омелько, кинув оком на музыкантов, что после десятого пота громко переводили дух.
— Ничего против не имею, — отметил тот, — наоборот…
В горле пана Беня что-то застряло, и он должен был кашлянуть. Панок повернулся к нему.
— А ведьмы на Лысой Горе все-таки собираются, сударь, — сообщил он ни с того ни с сего.
— Ага! А я про что? — аж подскочил Омелько. — Говорил же, говорил? Повторите это еще раз, пане, прошу вас.
— Собираются, собираются, — сказал, зевнув, тот, — и каждый раз то же, такая скука.
Омелько, чувствуя изюминку, подвинулся ближе к нему. Что до пана Беня, то странное подозрительное чувство никак его не покидало, не пускало к горлу пиво и заставляло все время наблюдать за этим бесцеремонным парнем. А тот в свою очередь так живописно рассказывал Омелько про ведьмовские сборища, что невозможно было отрицать в нем знатока того нечистого дела.
— В полночь ведьмовство слетается туда кто на чем: на метлах, на вениках, на рогачах, а то и просто на каком-то обломке… Однако наипочетнейшим считается приехать верхом на чьем-то горбу. Конечно же, тот бедняга убежден впоследствии, что все это ему приснилось. Он и вправду спит вплоть до того момента, когда на самой вершине ведьма дает ему хорошего пинка и тот катится до самого подножия. Внизу прочухается и, плюясь, когда идет, а когда и ползет домой…
— Бесово кодло! — горячо перебил Омелько. — Так издеваться над христианскими душами!
— Правильно, — заметил гость, — таки бесово.
Омелько грохнул кулаком по столу.
— Любая порядочная православная душа должна сопротивляться такому кощунству… Про католиков ничего не говорю, те как сами хотят!
От того искреннего всплеска писарева гнева вареные раки, что кучкой лежали в миске посреди стола, разлетелись в разные стороны… Незнакомец щелкнул пальцами, и они, словно живые, сползлись назад. Даже забрались друг другу на твердые красные спины.
Пан Бень замер с выпученными глазами и отвисшей челюстью… Нет, такой чертовщины он еще не видел!
— Вот, кум, — прошептал Омелько, — так что и есть, что ведьма их варила.
— Она, курва, — кивнул незнакомец.
Музыканты затянули торжественную прелюдию к какому-то танцу, а три головы столкнулись лоб в лоб над кучкой раков.
