— Я имел в виду, что мы с вами — слишком уважаемые люди, чтобы дать пищу слухам. Но нас ждут…
Из темноты действительно доносилось конское ржание и приглушенные человеческие голоса. «Черт побери, — подумал бургомистр, — я не удивлюсь, если там собралась группа кентавров». В небе вдруг полыхнула молния, выхватив из темноты запряженную парой лошадей карету и четырех мужчин в таких же зловещих шлемах, что и незнакомец. Неподалеку стояло четверо лошадей, пощипывая траву. Четыре дьявольские улыбки повернулись к прибывшим и замерли в беззвучном приветствии.
— Вижу, вы позаботились о безопасности, — заметил с потаенной радостью Шольц.
Епископ снял с головы капюшона и ехидно улыбнулся, став похожим на остальных участников этого ужасающего действа. Однако едва он собрался ответить, как воздух содрогнулся от мощного удара грома и напуганного ржания лошадей. В этом грохоте голос Либера растворился, бургомистру оставалось только догадываться о сказанном.
— Простите, я не понял, — сказал он.
Либер нервно отмахнулся и снова спрятал голову под капюшон. Похоже, повторять сказанное епископ не имел желания. Они сели в карету, их спутник натянул вожжи. Через некоторое время, миновав бездорожье, они выехали на ровную дорогу.
Шольц прилип глазами к окошку кареты, но мог разглядеть лишь темный силуэт всадника, что ехал сбоку. Бургомистр трижды перекрестился и жалобно проговорил:
— Где мы?
— На Глинской дороге, — ответил епископ, — не волнуйтесь.
Бургомистр вздрогнул, перекрестился еще раз, бормоча:
— Староват я уже для таких прогулок…
— Я хочу только, чтобы вы кое-что увидели, — сказал Либер.
— Учитывая характер путешествия, могу себе представить, — ответил Шольц, снова крестясь.
— Не думаю…
— Я уверен…
— Прекратите!
— Что?..
— Хватит, вам говорю.
— Йезус Мария, да что?
— Перестаньте креститься, вы меня раздражаете, Якуб!
Бургомистр снова отвернулся к окошку. Оттуда на него посмотрела в ответ оскаленная лошадиная морда. Ему показалось, будто Якуб Шольц смотрел в тот момент на себя в кривое зеркало… Его нарядная сорочка промокла от пота, а от сквозняков, что пронизывали карету насквозь, становилось все холоднее. Он сожалел, что, изнуренный балом, снял камзол и, выходя на улицу, не прихватил его с собой.
Карета вдруг остановилась. Епископ открыл дверцу со своей стороны, кивнув бургомистру сделать то же самое. Они ступили на землю, и чей-то старческий голос поздоровался с его преосвященством.
— Благослови тебя Господи, сын мой, — ответил епископ, — ты могильщик?
