— Тише, — остановил его Лукин. — Муж сидит…
В панике вернулся домой Гошка Севастьянов. Как же так он не разобрался, не уследил? Значит, Катенькина слава, весь этот шум вокруг нее — пустой номер?!
Когда Катенька вернулась домой с какого-то собрания, Севастьянов рассказал ей о слышанном разговоре. Катенька насупилась, покраснела.
— Не такую еще косность приходится преодолевать, — сказала она резко. — Привыкли работать по старинке, от нового нос воротят.
— Но ведь это правда, Катюха, работать ты хуже стала! Ты же только и занимаешься заседаниями да чтением лекций. Стыдно было слушать, что о тебе говорили в столовой. Хоть бы норму, по крайней-то мере, выполняла регулярно.
— Ничего ты не понимаешь! Ровным счетом — ничего. Говорится все от зависти да от косности. Что с того, выполню я сегодня норму или нет, гораздо важнее, что я свой опыт передаю другим. Так и начальник цеха говорит, и товарищ Климцов. Это же надо понимать.
— Какой там опыт? Да у тебя опыта на три копейки. Не рановато ли передачей опыта занялась?
Катенька встала, хлопнула дверью и ушла из дому.
Еще не раз пытался Севастьянов образумить Катеньку. Он выбирал самые подходящие минуты, чтобы поговорить с ней, ждал случая, когда она в хорошем настроении, весела.
Иногда, покоренная его вниманием, ласками, она соглашалась с ним, уверяла, что будет меньше ездить по другим предприятиям, отказываться от выступлений; честное слово, занимается этим она временно, поскольку очень упрашивают и нужно распространять опыт. Иногда Катенька, как раньше, сама начинала жаловаться, что ее совсем замучили заседания, слеты, конференции… Но все продолжалось по-прежнему, и часто, когда Геннадий заговаривал с женой на больную тему, она сердилась, говорила, что он вмешивается не в свои дела, и они ссорились.
Не то кто-то надоумил Катеньку, не то она сама пришла к такому выводу, но как-то на упреки Геннадия она бросила в ответ: все эти разговоры — проявление отсталости со стороны Гошки, серости, того, что он дальше своего носа не видит. О своей работе он думает? Да, думает. А о значении своей работы? Об этом Гошка никогда не задумывается. А она старается понять значение своего труда. Она не просто шлифовщица из механического цеха. Она общественный человек, пропагандист. Может быть, он просто ревнует или сердится, что жена — видный человек на заводе, а не домашняя хозяйка? Может быть, завидует? Ихний-то новый мартен клянут на каждом заседании!..
