Шайка наша, состоявшая из восьми или десяти человек, соединялась только в решительные минуты; обыкновенно же мы рассеяны были по городам и селениям, по два, по три человека. Каждый из нас имел для вида какой-нибудь промысел: тот был медником, другой барышником; я торговал суровскими товарами, но, по причине севильского дела, не показывался в местах, где было много народа. Раз — это было ночью — всей шайке назначено было собраться у Вехера. Данкаир и я мы пришли раньше других. Он был весел. «К нам прибудет еще товарищ, — сказал он мне. — Кармен сыграла удивительную штуку. Она помогла своему рома бежать с тарифских галер». Я уже начинал понимать цыганский язык, на котором говорили почти все мои товарищи, и слово рома крайне поразило меня.
— Как! ее муж? Так она замужем? — спросил я контрабандиста.
— Да, — отвечал он — за Гарсией Кривым, таким же плутом-цыганом, как она сама. Кривой был на галерах. Два года Кармен старалась освободить его. Все не удавалось, пока не сменили смотрителя за галерах; с новым она скоро поладила. О, это золотая девка!
Можете вообразить, какое удовольствие доставила мне эта новость. Скоро увидел я Гарсию Кривого; это было самое гадкое чудовище, вскормленное цыганщиной; черный телом, еще чернее душой, он был злодеем, какого я не встречал в жизни. Кармен пришла с ним, и когда она называла его при мне своим рома, надо было видеть глаза, какие она мне делала, и ее гримасы, когда Гарсия отворачивался от нас. Я был сердит и не говорил с ней целую ночь. Утром мы увязали, как следует, контрабанду, навьючили лошаков и были уже в дороге, как увидели, что дюжина всадников гонится за нами. Андалузцы, хваставшиеся перед тем геройством, оказались жалкими трусами; только Данкаир, Гарсия, Кармен да молодой человек из Эсихи, по имени Ремендадо, не потеряли бодрости. Прочие покинули лошаков и бросились в овраги, куда всадники не могли за ними следовать. Спасти лошаков было нельзя; мы выбрали получше товары, взвалили их себе на плечи и старались спастись, взбираясь за крутые утесы. Между тем неприятель стрелял в нас, как в уток; и первый раз слышал я тогда свист пуль и, признаюсь, не робел. Мы спаслись все, исключая бедного Ремендадо, которому пуля попала в ногу. Я кинул свою связку товаров и хотел поднять его и нести.
— Дурак! — вскричал мне Гарсия. — Что нам делать с падалью? Доканай его, да возьми опять свою связку.
— Кинь его, кинь! — кричала мне Кармен.
Усталость заставила меня опустить Ремендадо наземь. Гарсия подошел и выстрелил в него из мушкетона.
