— Нет... Мой отец с Юкатана. Он из народа майя.
— А ваша матушка?
— Она с Ориноко, из Колумбии. Тоже индеанка.
— Но вы теперь бразилец.
— Я учился в Манаусе.
— И стали журналистом. Индеец-журналист. Нечто новое в здешней действительности.
— Как и пастор в джинсах, живущий в сельве вместе со своей паствой.
— Пожалуй... Новое, которое так необходимо тут, но... Приходит с трудом... Увы...
— Скажите... Антонио, ваш сосед... он... Не становится слишком бесцеремонным?
Пастор испытующе глянул на своего собеседника:
— Кого вы имеете в виду, Тун?
— Американца, конечно, этого Кроу... Арчибальда Кроу-младшего.
— А-а, — пастор помрачнел и опустил глаза. — Ну конечно... Вам известно кое-что о здешних делах?
— Еще бы... Я подготовил большой материал, но он не пошел. Главный снял. Сказал — недоказательно. Они там расшаркиваются перед боссами с Севера. А этот Кроу... — Тун покачал головой и умолк.
— Да-да... Я тоже писал епископу. Он велел не вмешиваться... В политику. Прочитал мне суровую нотацию. Повторил несколько раз, что у служителей церкви тут задачи иные...
— Что вам точно известно... Антонио?
Пастор развел руками.
— Точно?.. Пожалуй, мало... Слышал, что говорили люди. А говорили страшное... И не только на исповеди. Земли по Риу-Негру арендовал у федерального правительства еще отец нынешнего Кроу — Арчибальд Кроу-старший. Я его никогда не видел. Говорят, он был плохой человек и кончил плохо, но я ничего точно не знаю и не могу судить. Все происходило до моего приезда. Вот вы видели этого мальчика — Чико, моего воспитанника. Ему четырнадцать лет. Он единственный, кто уцелел... Когда ему было три года, говорят, что люди Кроу-старшего уничтожили его деревню и убили всех его родичей. Он один спасся чудом, — пастор прерывисто вздохнул, — и живет у меня с шести лет. Сначала был совсем дикий — молчал, бросался на людей и пытался кусаться. Потом начал отходить... Я научил его читать, писать. Сейчас он — как все вокруг, но...
— Он что-нибудь помнит? Мог бы рассказать?
— Послушайте, Тун... В вас тоже индейская кровь. Вы же должны понимать... Разве такое забывается? Я не знаю, что там у него внутри. — Пастор постучал себя по виску. — Я никогда не спрашивал об этом и никогда не спрошу, если он сам не скажет. Повторяю, сейчас он — как все, но я-то знаю, каким он был. И поэтому не хочу и не позволю говорить с ним... О его прошлом. Пусть все останется как есть. Виновник злодейства, вероятно, понес кару...
