Он свистнул. В палатке зазвякало железо. Было похоже, будто кто-то там работает холодную поковку или чинит… Звяканье привлекло старшего крестьянина — возможно, у него было что чинить. Илья подошел к возу.
— Отец! Боярину оброчное везешь?
— Нет, милый человек, свое. Торгуем.
Крестьянин старался говорить доброжелательно, но голос был натянут: знал, что городские люди все равно обманут его, и было заранее жалко тех денег, которых он недосчитается.
— Поздно приехал, — упрекнул Илья.
Крестьяне покаянно закивали колпаками. Младший на всякий случай снял колпак — собрался то ли торговаться, то ли задабривать перекупщика. Илья деловито сказал:
— Постой, узнаю. Может, повезет вам, сиротам.
И скрылся в палатке.
Там присмиревший Панька уныло колотил молотком по железной полоске. Он уже знал, что предстоит ему, и заранее трусил. Илья и Федька разом выглянули в окошко:
— Давайте, мужички! Почем сторгуемся?
Крестьяне торговались робко, но упорно. Федька полегоньку уступал. Панька от невыносимого волнения заколотил по железу часто, неровно. Илья поддал ему ногой: не мельтеши! Ты, может, выросши, душегубцем станешь, знатным разбойничком, а тут мужичков испугался. Они же лопоухие, глупей тебя.
Крестьяне потащили розовые, каменно-мороженые полти мяса с телеги. Прямо в рогожках просовывали в окно, в Федькины растопыренные руки. У них было четыре полти — две туши. Илья прикинул: враз не унести. Разве поднатужиться. На две ходки времени не будет. Ладно, сорвем пупы.
— Ждите денег, христиане! — приказал он.
Крестьяне стояли у окошка, внимательно прислушиваясь к железному перезвону. Они пытались сообразить, что там, в темной глубине палатки, производится. Федька ловко перевязал полти веревкой, поднатужился спиной и вынес через заднюю дверку — прямо к реке. От возбуждения и страха Илья тоже не слышал тяжести, катился вниз по бережку, за склад. Панька заколотил по железу с перебором — наверно, весь был уже в поту. Ништо, привыкнет.
Швырнули мясо в лодку. Освободили чалку. Теперь Панька должен был по замыслу выйти из лавки будто но надобности и, дав круга, прибежать к лодке. Мальчишку мужики не заподозрят.
Илья удерживал лодку, воткнув весло в вязкое дно. Стараясь успокоить себя, он вглядывался в воду.
В палатке уже давно было тихо, а Панька не бежал.
— Толкайся! — завопил Северга.
Илья вскинул голову и понял, что толкаться поздно. Из-за склада, путаясь в кафтанах, поспешали мужики, ведомые Панькой. За ними, вовсе не торопясь, шли два городовых казака, и один стягивал с плеча короткую пищаль. Лицо у Паньки было перекошено, словно его смяли одним ударом. Когда он подбежал к лодке, ангельские его глазенки скосились на воду, свежая ссадина на шее дергалась. С моста, поигрывая бердышами, шли сторожа — не потому, что казакам и мужикам понадобилась помощь, а просто — интересно.
