Соседи, видя, что Мураш собрался сеять, мысленно тоже засобирались (завтра!). Пока они с поклоном провожали Осипа. Тот молча кланялся в ответ.
Вчера на поле побывал священник из Сергача, побормотал-попел, зовя на землю божье благословение.
Оно явилось нынче утром в облике розового тумана, медленно возносившегося к небесам. Трудяга-солнце лезло из-за Пьяны, день обещал быть теплым и парным.
У крайнего колодца им повстречалась было женщина с пустой бадьей. Перепугавшись больше Осипа, она бросилась в свои ворота и часто заплевала через левое плечо, отгоняя зло. Осип успокоительно улыбнулся ей, простив невольную оплошку.
— На яровое я ныне только и надеюсь, — сказал он сыну, хмуро и напряженно шагавшему слева от телеги. Максим воспринимал обряд и труд серьезнее отца, убедившегося за жизнь, что случайный каприз природы или боярина бывает сильней молебнов и трудов. — Надо хоть малую толику, да продать. Сделать зачин.
— А как не уродится? — заранее затосковал Максим.
Дорога огибала осиновую рощу. Кобыла, вспомнив, как зимой отсюда тянуло волчьей вонью, прибавила шагу. Из-за поворота навстречу мужикам выехал на жирном черном мерине приказчик Корнил Шанский. Максим и Осип поклонились, кобыла тоже покивала неуверенно, но, нюхнув мерина поближе, хвостом и крупными, как желуди, глазами выразила пренебрежение.
Корнил был сердит и озабочен.
— Сеять? — спросил он, хотя и без того было понятно.
— Коли господь поможет, — сдержанно отозвался Осип.
— Сей, сей, — пожелал Шанский. — Слышно, стрелецкий хлеб подымут, станешь вместо четверти полторы платить.
— Да куда ж больше, господи? И так возим, возим…
— Войска усиливают. Ты господа благодари, что твои сыны в службу не поспели. Полки нового строя мужиками пополняют.
Вот это было бы страшней увеличения подати. В солдаты из крестьян брали самых работящих, в соку, парней. «А я-то, — ужаснулся Осип, — роптал на бога, что он долго нам сына не давал». Он с обновленной нежностью, с особенно полным ощущением того, как дорог и полезен будет ему Максим, взглянул на его юное лицо, осунувшееся от неприязни к Шанскому.
Приказчик рукоятью нагайки жестко деранул уши мерину, и тот глухо застучал копытами в парную землю.
— Охти нам, — утвердился Осип. — На яровое одна надежда!
Так и запало Максиму в тот торжественный весенний день, что яровое вытянет их застойное хозяйство на простор. Простор тянулся куда-то к Волге, к Лыскову, к Макарьевской ярмарке — к тому, с чем связаны у неленивого крестьянина надежды на богатый урожай.
