Отдышался, встал и пошел – от этого оврага до зимовья еще пара километров, но все по ровному, без спусков и подъемов. Бок болел нещадно, но Матвей уже приноровился к боли, шагая короткими шажками и дыша неглубоко. Шел и думал о том, что в зимовье сейчас очень холодно, нужно растопить печь и приготовить еды для Серко – сам он есть вряд ли сможет. Ему бы сейчас чаю и спать. Хорошо хоть в зимовье пара медвежьих шкур есть, спать будет тепло…
На подходе к зимовью Матвей принюхался – в воздухе отчетливо пахло дымком. Печным дымком. Дым из печи пахнет совсем не так, как костровой дым. В чем тут секрет, Матвей не знал, но уверенно различал эти дымы. И этот запах посреди зимней тайги зажег в душе Матвея радость. Дымок – это тепло, еда и крыша над головой. Дым – это надежда на отдых.
Матвей вышел на полянку перед зимовьем. Так и есть – из трубы тянется вертикально вверх синий дымок, у сосны стоит привязанная отцова лошадь. Сердце Матвея радостно ворохнулось – батя! Теперь все будет хорошо.
Он торопливо пробежал последние шаги, скинул лыжи, распахнул дверь и шагнул в зимовье, низко склонившись перед притолокой. Отец колдовал у печки, на которой исходил паром котелок с чем-то вкусным – у Матвея от запаха закружилась голова. Он шагнул к отцу, но охнув, сел на пол. Увидел отца, и как будто стержень выдернули. Отец подхватил, поднял, усадил на нары. Посмотрел в глаза и спросил:
– Что, сынок?
Пока отец снимал с него тулуп и валенки, он сквозь зубы рассказал ему о спуске и подъеме, про косачей и про то, что не стал стрелять. Отец снял с него теплую кофту из шерсти Серко и задрал рубаху – правый бок опух подушкой и налился темным багровым цветом. Осторожно ощупал сначала вокруг, слегка надавливая, затем положил ладонь на синяк.
– Ребра целы, может треснули только. Ничего страшного, сын. Поболит и перестанет.
Матвей только кивнул. Его снова бросило в пот, в глазах потемнело. Отец уложил его, налил горячего чаю, во втором котелке запарил разных травок – Матвей не смог определить, каких именно. Распаренные травы отец приложил к поврежденному боку, сверху положил чистую тряпицу и свернутую кофту. Допив чай, Матвей провалился в сон. И снился ему большой волк, который вдруг превратился в Серко. Он лизал ему руки и заглядывал в глаза…
Проснулся Матвей от негромкого звона топора – отец на дворе колол дрова. Прислушался к своим ощущениям – вроде бы не болит ничего. Шевельнулся слегка – болит, но уже совсем терпимо. Он аккуратно уселся на нарах, скинул медвежью шкуру, которой укрыл его отец. Надо же, он совершенно не помнил, как провалился в сон.
