Павел Андреевич уехал с острова, как в воду канул. На острове каждый заметен сам по себе, а на нашем богатом людьми материке, особенно в его середине, попробуй сыщи человека, пусть даже он и заслуженный лесовод, и поэт...
Когда же я наконец-таки прилетел на остров (большой), мне тотчас сообщили последнюю новость: возвратился Павел Андреевич. Чего-то ему не пофартило на материке, как говорится, не климат. Вот тебе и на! Место его в лесхозе — директорское — оказалось, понятно, занятым. Встретили Павла Андреевича на острове без особенного энтузиазма — это подчеркивалось в разговорах о нем: летунов здесь не любят, даже заслуженных. Некоторое легкомыслие нашего героя, свойственное поэтическим натурам, и подавно не принималось в расчет. Ему предложили должность техника, то есть лесного объездчика на маленьком острове. Павел Андреевич согласился и убыл.
И я вслед за ним. То есть не вслед, а навстречу.
В горстке встречающих на аэродроме маленького острова тотчас увидел его, узнал (известил телеграммой). Он держался особицей, малость поодаль от всех.
Тут мне предстоит самое трудное: портрет героя. Трудность заключается в том, что надо принимать в расчет амбицию прототипа. Хотя герой у меня и назван другим именем, нежели прототип, портрет я пишу с натуры. Тут самое уязвимое место: не знаешь, как угодить прототипу, оставшись верным жизненной правде.
Однажды я получил письмо от сестры созданного мной литературного героя, то есть от реальной сестры реального прототипа героя. Сестра пеняла мне на то, что я неправильно описал нос ее брата. В моем описании нос вышел значительно больше и горбатее реального братнина носа. Я попытался объяснить этой женщине, что нос ее брата тут ни при чем, что литератор имеет право на художественное преувеличение, что я использовал только некоторые черты; а остальное дорисовал из воображения, и что вообще мой герой не ее брат — разные лица, разные имена. Но понимания я не встретил. Здесь — стенка, глухая, непробиваемая...
Павел Андреевич бороду сбрил. Первое, что мне пришло на память при виде безбородого Павла Андреевича, — это стишок из студенческих лет, из нашей факультетской стенгазеты о нерадивом профорге Коркине: «Коркин бороду взрастил — профработу запустил. Коркин бороду побрил, но профоргом уж не был». Ни о каком уподоблении здесь, конечно, на может быть речи — так, почти неуловимая ассоциация. И все же существовала некая связь меж бородой и продвижением человека по должностной лестнице вверх-вниз...
