— Может, умрешь барин? А? Может, умрешь?
К кому он обращался было совершенно непонятно, к тому же, по-моему, он был подслеповат.
Эдсон сплюнул на пол, а карлик сказал, обращаясь к предводителю Исподлюбков:
— Ушел ваш барин, как есть ушел. И вы идите!
Мужики неловко топтались, переминаясь с ноги на ногу, смущенно пряча за спиной вилы и косы. Их предводитель замер и прекратил бить поклоны, осмысливая смысл сказанного Буцефалом. Потом встал на ноги, отряхнул холщовые колени и произнес извиняющимся тоном:
— Виноваты. Батюшка. Обманулись. Лукавый попутал. Простите за беспокойство. Вот…
По цепочке из-за спины ему передали мешок, и он бережно положил его у входа.
— Вот, это… Сомика примите. Хороший сомик, сами ловили. Этими вот руками.
Он шморгнул, иначе и не скажешь, мясистым носом и застенчиво поинтересовался:
— А может это…
— Нет! — заорал Эдсон.
— А может, все-таки вы… Это ж быстро. Секунда. Убьете и все? А?
— Вон!
— Своими ж руками ловили!
Руки он тоже предъявил. А потом, согнувшись под яростным взглядом Титра ушел, пятясь задом. И товарищей своих увел, наконец-то.
— Титр в углу экрана: «Эдсон», — констатировала Сушеная Голова, молчавшая все это время.
Впечатлительный Эдсон трясущимися руками развязал мешок и предъявил нам его содержимое. Конечно же, никакого сомика там не было, а была там мертвая Купана Кыска с обрезанными по щиколотку ногами.
— Ножовкой резали, — авторитетно заметил карлик, — причем тупой!
— Исподлюбки! — закричал Эдсон, выбрасывая мешок вместе с содержимым за двери, — ненавижу!
На улице он задержался, видимо кто-то еще пришел. До нас долетели невнятные обрывки их разговора:
— Нету у меня… ненавижу… нет, не пойду…а Мельник что делает?…привет от Числолапа… Сука… ненавижу, ненавижу…нет, не прощу… выжатый лимон…
Вскоре он вернулся один, брезгливо вытирая руки о концертную куртку, в его пустых, ничего не выражающих глазницах, стояли слезы. Или дождевые капли. Не знаю… Хрен их Титров поймет. На всякий случай я спросил:
— It's rein? — спросил я.
— Ага, дождик, — ответил Эдсон, стряхивая с себя воду, — а ко мне никто не заходил?
— Менингит и корейцы, — цинично ответил я, надевая маску Джокера и вставляя в глаз металлический кружок, — доволен?
— Я же просил! — тут же завопил Эдсон, — никогда не напоминай мне о них!
— Га-га-га! — сказала Сушеная Голова.
Джокер помолчал и загадочно произнес, цитируя классика:
— Никогда и ничего не просите, особенно у тех, кто сильнее вас…
— Сами все скажут и сами все дадут, — добавил вошедший в этот момент вслед за Эдсоном, Кат Скабичевский.