Ленинград-28 | страница 102
— Генерал… — подал голос доктор.
Стриженый нахмурился.
— Время… давайте начинать уже.
Внезапно Панюшин вспомнил — имя, и внешность незнакомого генерала остались там, в золотистом сиянии. Найти бы способ забраться туда, в закрытые для него воспоминания.
— И то верно — согласился генерал.
Вдвоем с доктором они перетащили связанного Панюшина на операционный стол, застеленный сомнительной чистоты простыней. Почуяв неладное, Юрий забился в судорогах. Он извивался, как мог, но проклятые ремни ограничивали свободу движений.
— Ну, чего ты, дурачок? — ласково пропел стриженый. — Больно не будет… или будет?
Он вопросительно взглянул на доктора.
— Как получится… — равнодушно пожал плечами тот. — Скорее второе… Помогите зафиксировать. Работать буду без анестезии, особенности процедуры, знаете ли,…возможны эксцессы.
— Конечно, конечно — генерал быстро и ловко приматывал туловище Панюшина крепкими резиновыми жгутами. — Привяжем так, что и не дернется. А что с головой?
Профессор кивнул в сторону стеклянного шкафа. На верхней полке разместился специальный зажим. Генерал (как же звать-то тебя?) установил зажим, приподняв Юрке голову. Осторожно прикрутил зажимы.
Панюшин замычал — плоские головки зажимов сдавили виски.
— Потерпи немного… — посоветовал генерал. — Сейчас полегчает, да профессор?
Доктор не ответил. Он готовился к операции — подкатил столик на колесиках с разложенными инструментами, натянул резиновые перчатки.
— Должен заметить — осторожно начал он — подобного рода операции никогда не производятся в таких условиях. Все равно, что на коленке вырезать аппендикс.
— Доктор… — укоризненно вздохнул военный. — Не мне вам объяснять специфику нашей с вами работы. Имеем то, что имеем.
Мезенцев рассеянно кивнул.
— Ладно… пора приступать… Ну что, голубчик? — он приблизился к Юрке и тот замер, погрузившись в пронзительную серую муть профессорского взгляда. — Готов?
Юрий не ответил. Молчал он, когда доктор сбривал пряди волос на лбу и на виске. Молчал, когда химический карандаш оставил на голой коже тонкий след разметки. Не пикнул, когда скальпель разрезал тонкую кожу и сильная рука доктора оттянула край скальпа специальным зажимом.
И только когда завизжала дисковая пила, и кончики бешено несущихся зубчиков коснулись черепной кости, он не выдержал и закричал. Но, даже проваливаясь в бездну, подмечал каждую мелочь — неприятную ухмылку стриженого, сосредоточенное лицо доктора Мезенцева, и маленькие кровавые брызги, что растеклись по стеклам очков.